— Вас захочет моя плоть, — чинно поправила его Веденея. — Вы все время путаете меня с ней, волостарь Олонецкий. Но сегодня у меня был тяжелый день. Бал, допрос и то… то, что случилось. Я устала, мне больно. Боюсь, ваш союзник сейчас хочет лишь отдыха. Вы потеряли его. По крайней мере, на эту ночь.
Олонецкий помедлил, потом быстро наклонился. Впился поцелуем в ее грудь, прикусив сосок.
Как только он поднял голову, зелень под Веденеей снова упруго взметнулась. И на этот раз ростки сбросили ее в провал. Она окунулась в горячую, пахнущую цветами воду. Поскользнулась, чуть не усевшись на дно — но тут же вынырнула. Встала во весь рост, торопливо убирая с лица мокрые пряди…
Прыгнувший в провал Олонецкий налетел на нее всем телом. Прижал Веденею к стенке, топорщившейся листьями, объявил непонятно:
— Вот.
Рука его прошлась у Веденеи между ног. Пальцы под водой мягко взъерошили кудряшки. И Олонецкий, пригнув голову, прижался щекой к ее щеке. Уже не глядя на нее.
Напрягшаяся, торчавшая колом мужская плоть сейчас болезненно упиралась в бедро Веденеи.
— Вот твоя ванна, липовая вдовушка. Я смыл с тебя все следы. Сейчас я выкину тебя отсюда и пойду спать. А тебе советую побыстрей спрятаться в спальне. Иначе я передумаю и догоню.
— Я побегу бегом, — выдохнула Веденея. — Только отпустите.
Он еще раз погладил ее между ног. Потом отступил так резко, что потревоженная вода пустила волну, придавив Веденею к стенке.
Стебли, прятавшиеся под длинными листьями, вдруг обхватили ее колкими петлями. А затем легко, как котенка, вышвырнули из провала.
Веденея покатилась по плиткам, с которых уже исчезла поросль. Расцарапала коленку, следом вылетела из ванной комнаты — без оглядки, голая, забыв о своей боли и брошенном белье. В спальне она первым делом подтянула к двери ванной кресло…
Потом Веденея содрала с постели простыню, закуталась в нее и забилась под одеяло. Замерла, горестно обдумывая все, что случилось сегодня. Ощущая одиночество, страх — и ненавидя Олонецкого даже больше, чем Георгия Грем-Зумковского.