Развлечение для магов (СИ)

Он стоял в воде, по-прежнему не шевелясь. Из-под коротких каштановых ресниц мерцала зелень. Поблескивала испарина на широкой переносице и высоких скулах, под которыми буграми проступали желваки.

— Меня научили заканчивать все дела. Даже те, что начали другие…

Листья, свисавшие со стенки, вдруг погладили ее по спине. Веденея, дернувшись в сторону, сдавленно выкрикнула:

— Не смейте.

Шелковистые ленты перестали скользить по коже. И Веденея, вскинув голову, сказала надламывающимся голосом:

— Будь у меня сейчас сила, я бы прокляла вас. Не Горги… не Горгинского. Он, в отличие от вас, взял то, что ему отдали по доброй воле.

— Ах да, Горгинский, — хрипло бросил Олонецкий. Лицо его потемнело от прилива крови. Словно волостарь был в ярости, и с трудом сдерживался. — Это тот, который высосал твою силу, но побрезговал твоей девственностью?

Слова ударили больней, чем пощечина.

Веденея зажмурилась. Жалко вспомнила то, что сказал Горги, прежде чем забрать ее силу — я обожаю тебя, и мечтаю сжать в объятьях. Но ты должна сберечь свою чистоту до свадьбы. Я не оскорблю тебя непристойным предложением…

Он и тут соврал, раздавлено подумала Веденея. Не захотел — побрезговал, как заявил Олонецкий. Или решил сохранить верность своей невесте? Наверно, госпожа Сталейкина прекрасна, как царевна из сказки.

Впрочем, матушка не раз говорила, что ее старшая дочь миленькая, но не красавица. Госпоже Сталейкиной достаточно быть очень хорошенькой, и она уже выиграла…

— Вы сильно меня хотите, волостарь Олонецкий? — спросила вдруг Веденея, не открывая глаз.

Голос ее позвякивал близкими слезами. Рядом плеснула вода.

— Сейчас я многое за это отдам, — сипло прошептал Олонецкий. — Хочешь, не подпущу к тебе Сигвича? Хочешь хорошую сумму на свой счет, приглашения на балы в течение года? Проси… раз уж не хочешь побрякушек.

Он не коснулся ее, и Веденея была ему за это благодарна. Согласилась тихо:

— Сигвича…

Мара-Лада, тут же пролетело у нее в уме. Мара-Лада должна отомстить Олонецкому. Должна.

Они это заслужили, с обидой подумала Веденея следом. Все они заслужили. Но Грем-Зумковскому отомстит следующая послушница. А сама она рассчитается с Олонецким за девицу Карякину. Хорошо бы и Сигвичу досталось.

Олонецкий тяжело дышал рядом. Веденея, не открывая глаз, уронила:

— Я…

Слово "хочу" сковало ей губы. Веденея, зажмурившись еще крепче, тяжело проговорила:

— Я хочу жить в вашем доме, пока вы будете в столице. Я не желаю… не хочу, чтобы князь Сигвич ко мне прикасался.

Однако Мара-Лада должна дотянуться и до него, пролетело у Веденеи в уме.

— Но я буду рада выпить с ним чаю, — запинаясь, объявила она. — В вашем присутствии, конечно. Или отобедать. Знакомство с князем Сигвичем — это большая честь…

— А ты не дурочка, — насмешливо проговорил Олонецкий. — Только притворялась такой. Я принимаю твои условия, госпожа Левинская.

Получилось, опустошенно подумала Веденея. Следом открыла глаза.

Олонецкий стоял в шаге от нее. Лицо волостаря по-прежнему заливал румянец, каштановые пряди прилипли ко лбу мокрыми сосульками. Меж ними поблескивали капли. Вода на каждом выдохе ворошила темно-рыжие волоски на широкой груди…

— Возьмите меня, волостарь Олонецкий, — пробормотала Веденея.

И сама ощутила, насколько фальшиво, церемонно это прозвучало. Зато отрезало ей путь назад.

— Будто чашечку чая предложила. — Олонецкий чуть поморщился. — Что ж… сначала вытащу тебя из воды. Хочу посмотреть на то, что столько времени ласкал стеблем и листом.

— Нет, — уронила Веденея. — Я вылезу сама. Только отвернитесь…

Олонецкий усмехнулся, и она ощутила его прикосновение. Крупные пальцы скользнули под водой по животу, очертили ее груди — легко, по кругу, точно оценивая их размер.

Она дернулась, но листья сзади кольнули, не дав отступить.

— Пора перейти на ты, — уронил Олонецкий. — И да, я понимаю, что девичья память коротка. Но может, ты все-таки запомнишь мое имя? Ярмир, Веденея.

Он вдруг ушел под воду. Ухватил ее под коленками, и Веденея взмыла вверх. Покачнулась в воздухе, нелепо взмахнула руками, разбросав над провалом два веера из брызг…

А в следующее мгновенье Олонецкий уже усадил Веденею на край провала. Проговорил севшим голосом, по-прежнему стоя в воде:

— Я постелю тебе зеленые простыни…

Тяжелые ладони легли на ее колени. Она судорожно их сжала, одной рукой прикрыв грудь, другой низ живота.

Но Олонецкий этого словно не заметил — и легко раздвинул ей ноги. Веденея скорчилась под его взглядом.

За ее спиной глиняные плитки пола поросли зеленью. Ростки выпустили бархатные листья. Попарно, трепетно и быстро.

— Ты как деревце, — пробормотал Олонецкий, глядя на Веденею. — Покатые плечи, гибкое тело… и глаза огромные. Груди как белые булочки. Теплые, не примятые…

Он как-то замедленно пригнул голову — и коснулся губами ее левого колена. Веденея ощутила горячее тепло, которое сразу приправила нежная боль. Точно там, под его губами, на волю рвался из-под кожи росток.

Потом Олонецкий поднял голову. Обеими руками ухватился за край провала и придавил ей ноги грудью. На каштановых ресницах алмазной россыпью блеснули капли воды.