Развод

Я не могу в это поверить, мысленно представлял себе, что это произойдет так же спонтанно, как и тот поцелуй. Но вот сейчас я выхожу из «Блокбастера» с девушкой, перед которой преклоняюсь, которую обожаю больше всех на свете, хотя менее часа назад я зашел сюда с другой девушкой, к которой испытывал совсем не такие чувства… Луиз!

Господи боже мой.

Луиз.

Что я делаю?

Луиз.

Что будет, если она застукает меня?

Луиз.

Что будет, если Элисон увидит ее?

Луиз.

Что я делаю?

А что мне остается делать.

Я достаю футляр видеокассеты из джинсов и протягиваю его Элисон.

— Ты можешь заплатить за него?

— Еще раз убеждаюсь в том, что ты в совершенстве владеешь искусством обольщения девушек, — говорит Элисон, принимая футляр и морща носик. — А сам ты заплатить не в состоянии?

— Мне еще надо кое-что здесь сделать.

Элисон смотрит на меня, понимая, что я намерен чего-то избежать.

— Что именно?

— Проверить, правда ли, что у одного из вновь поступивших фильмов счастливый конец.

Она и рта не успевает раскрыть, как я срываюсь с места и лечу на поиски Луиз.

— Ты выбрал фильм? — спрашивает Луиз, увидев меня. — Я снова просмотрела «ДФК» и не поняла, действительно ли в нем играет Кевин Костнер. Мне так правится Кевин Костнер.

— Ничего не выйдет, — решительно заявляю я.

— Что не выйдет?

— Ты… я. Все это… мы. У нас ничего не выйдет.

— Ты больше не хочешь со мной встречаться?

— Дело не в тебе. Ты здесь ни при чем. Дело во мне. Мы совершенно разные. Мне нравятся французские фильмы с субтитрами, а тебе нравятся… ну, я даже и не знаю, что тебе вообще нравится. Взглянем правде в глаза, у нас никогда ничего не могло получиться, верно? Давай просто разойдемся и попытаемся вспоминать только то, что было между нами хорошего, согласна?

— Я не могу в это поверить, — говорит Луиз со слезами на глазах. — Это что, все потому, что я не хочу смотреть фильм со Шварценеггером?

— Нет, конечно нет. Видео здесь ни при чем. Просто мы не созданы друг для друга. Я чувствую себя сейчас ужасно. Но поверь мне, эти слова ранят меня намного сильнее, чем тебя.

Не помня себя от гнева, Луиз с ловкостью, которой позавидовал бы метатель диска, швыряет кассету «ДФК» мне в голову. С быстротой молнии я отклоняюсь от летящего в меня снаряда, который несется дальше через весь торговый зал, пока не попадает в идущего по другой стороне зала малыша, который мгновенно оказывается лежащим на полу. Малыш заливается слезами; Луиз как ошпаренная выскакивает из магазина; я издаю вздох облегчения.

— Ты видел, что произошло? — спрашивает Элисон, через мгновение вырастая около меня. В руках у нее предмет, поразивший ребенка. — Какая-то ненормальная девица только что метнула эту кассету в беззащитного ребенка.

— Да, видел, — отвечаю я. — К чему катится мир?!

20.45

Мы с Джимом идем по многолюдной Кингс-Хит под проливным дождем. Все пабы и кафе переполнены людьми, уже начавшими отмечать уикенд, а мне кажется несколько странным, что нас в этот пятничный вечер не ожидает ничего, кроме просмотра французского фильма с субтитрами.

— Так все-таки скажи, — говорит он, когда я останавливаюсь, чтобы зажечь сигарету, — почему ты так и не переехала в Лондон?

— Я никогда и не соглашалась на это, — отвечаю я, делая глубокую затяжку. — Деймон постоянно просит меня об этом, а я постоянно отвечаю ему, что хочу жить в Бирмингеме. Конечно, не всю жизнь, но по крайней мере сейчас не хочу никуда уезжать отсюда. Я не знаю, что он намерен делать. Правда не знаю. Поэтому я и не вижу смысла в том, чтобы переезжать туда и там делать то же самое, что делаю здесь, — это все равно что просто плыть по течению. Тем не менее в течение тех нескольких недель, перед тем как ему уехать, меня внезапно осенило: ведь если бы я любила его, по-настоящему любила, я поехала бы с ним, не раздумывая ни секунды. Ведь если ты любишь по-настоящему, то именно так и поступаешь, ты согласен?

— Да, — говорит он. — Я думаю, что, если чувство настоящее, тут и раздумывать не о чем.

— Что ты говоришь?! — восклицаю я с улыбкой. — Ты попал в самую точку. Ты понял, что я имею в виду. Настоящая любовь — это не только всякая там романтическая дребедень, когда все легко, а самое трудное заключается в том, чтобы придумать ласковые имена друг другу…

— Вы придумали ласковые имена друг для друга? — спрашивает Джим. — И какие же?

— Он называет меня Ворчунья, потому что временами бываю сварливой и брюзгливой. Сперва я обижалась, хотя старалась не показывать вида, но спустя три года мне это стало даже нравиться.

— А как ты его называешь?

— Домушник. Ты помнишь, что его фамилия Гест[30]. Конечно, не слишком остроумно, согласен?

Джим смеется:

— Да, не слишком.

— Ладно, — продолжаю я, — мы незаметно отошли от темы. Я пыталась объяснить тебе, что в любви есть не только привлекательные аспекты…

— Как, например, придумывание дурацких ласковых имен друг другу?