Развод. Без права на прощение

Меня разрывало от гнева. Я готова была надеть утку Герману на голову, но я держалась, терпела и просто давилась ядом.

— Мне жаль! — зарычал муж. — Мне жаль, что все так произошло, но я тебе клянусь, что не спал с ней.

— Тебе жаль, что я узнала, Гер, — выдохнула я зло. — А не то, что ты мне изменял.

— Не смей такое говорить, — вспыхнул как спичка муж и резко встал на ноги. — Ты и понятия не имеешь, что я жалел почти с самого начала. Я знал, что творил дерьмо, но не получилось иначе.

— И что мне сейчас сделать? — спросила я, обнимая колени. — Идём сюда родной, я тебя к груди прижму и пожалею…

Мой голос сочился ядом.

— Не передёргивай! — рыкнул Герман и отошел к окну. Сложил руки на груди, а я бросила злое:

— А ты не строй из себя раскаявшегося грешника! — я встала с кушетки и прошлась вдоль кабинета. Герман пристально следил за мной, видимо, подозревая, что я могу сбежать, но я понимала, что этим ничего не добьюсь кроме мелочной мести, что заставлю мужа побегать. — Не надо мне рассказывать как ты сожалеешь! Когда ты поехал в день рождения сына трахать свою зазнобу грешную в себе ни капли сожаления не было. У тебя яйца горели, а на семью было плевать.

Я заводилась не на шутку. Словно все это время, что я упорно молчала и копила в себе обиду сделало меня злой врединой и вот теперь ее можно было выпустить наружу.

— А может быть стоило не через несколько лет вспомнить что у тебя есть муж, а не просто банкомат, который домой деньги приносит? — выдохнул зло Герман, и я ей-богу чуть не бросилась на него в попытке задушить. Но дверь открылась, и Данил все же выпроводил нас на мрт.

Обследование не нашло никакого сотрясения, поэтому добрая медсестра просто наклеила мне пластырь на тонкую ранку на лбу, которую непонятно как я получила во время столкновения машин.

— Отвези меня к машине, — холодно сказала я Герману на парковке. У меня в ней остались документы, бумаги и самое главное телефон.

— Ее уже пригнали домой, — бросил Герман на ходу и открыл мне дверь своего внедорожника. Я поджала губы, но забралась на сиденье. Перетянула грудь ремнём безопасности. — Сейчас за Мироном заедем и все…

Я благоразумно молчала. Не стоило человека раньше времени расстраивать и говорить, что Мирон у моей мамы. Герман холодно посмотрел на мое лицо, выражающее каждым мускулом смирение и завел машину.

Через тридцать минут мы были у садика и Герман размашистой походкой направился за сыном. Я по-прежнему молчала, потому что знала, что говорить все равно придётся, но лучше позже чем сейчас.

— Как ты могла? — спросил Герман пятью минутами позднее, садясь в машину. — Ты все-таки отвезла его к матери!

Я пожала плечами и посмотрела в окно. Летний день после дождя снова был залит солнечным светом и нагревал пропитанную влагой землю. Мы доехали до дома, и Герман демонстративно открыл мне дверь. Я в тон ему так же демонстративно вылезла из машины и молча пошла по тропинке к дому. Муж нагнал меня у дверей и своими ключами открыл дом. Я зашла и, сбросив балетки, пошла на второй этаж. Муж следовал за мной и, достигнув порога спальни, не выдержал.

— Ты все это время знала! — обличающе сказал он. — Знала и готовилась! Словно партизан ты строила за моей спиной планы! Ты ребенка моего увезла!

— А надо было оставить его здесь, чтобы он видел как невменяемый папаша с неконтролируемым либидо телок стал домой таскать? — спросила я, проходя в ванную.

— Я никого не таскал! — зарычал у порога Герман.

— А про отпуск мне послышалось? — спросила я ехидно, включая воду за стеклянной стеной душевой.

— Я просто ляпнул не подумав! — признался Герман.

— Ну, а я подумала и решила, что такой отец ему не нужен, — я специально показывала самые отвратительные черты своего характера, чтобы Герман не обольщался и понимал, что будет его ждать, если он начнёт затягивать развод.

— Да так посмотреть тебе вообще много чего не нужно! — вспылил Герман и от размаха его рук дверь ударилась о стену. — Тебе даже ребёнок не нужен! Ты решила избавиться от моего ребенка. На аборт захотела!

Я прикусила губы и, прикрыв глаза, решилась.

У меня была всего единственная возможность сломать ход событий.

Поэтому я, обернувшись к мужу, облизала губы и, глядя в тёмный, просто отливающий глубиной бездны, взгляд, уточнила тихо:

— От твоего ли ребёнка, родной?

Глава 27

Это была чистой воды импровизация и провокация. Я застыла возле стенки душевой кабины и всмотрелась в лицо Германа, на котором играли желваки. Стиснутые губы стянулись в полоску. А руки сами собой сжались в кулаки.

Если бы муж сейчас шваркнул дверью и вылетел из дома, я бы была ему благодарна. Пусть и дальше едет со своей Настей развлекаться. Пусть хоть что с ней делает, главное нас с Мироном оставит в покое.

Если бы Герман сейчас начал меня обвинять с пеной у рта, я бы смолчала, я бы вытерпела, потому что это означало, что он мне поверил. Он купился.

Если бы Герман сейчас молча вышел и разбил что-то где-то в доме, я бы закрыла на это глаза и тихо бы вышла в гараж, села в свою теперь побитую машину и уехала к сыну.

Но Герман!