Развод и девичья фамилия

В детстве у Сергея была собака Дик. Это была замечательная чистопородно-помойная собака, очень сообразительная и предприимчивая. По ночам Дик шатался по поселку в компании таких же балбесов, как и он сам, а к утру являлся завтракать. Бабушка, завидев за забором черный крендель залихватски закрученного хвоста, начинала браниться и грозить палкой. Крендель моментально раскручивался, превращаясь в обвисший меховой мешочек, а Дик начинал изо всех сил хромать. Он хромал так натурально и артистично, что бабушка, бросив палку, принималась его лечить и кормить, а он снисходил до ее хлопот, полузакрыв измученные глаза и тяжко вздыхая. Правда, иногда он забывал, на какую ногу хромал, и начинал хромать на другую, но бабушка все равно верила.

А если Батурин – это собака Дик?

– Почему он приехал и не зашел? – сам у себя спросил Сергей. – Зачем стоял у калитки? Долго стоял. Аристарх Матвеевич успел вернуться со своей газетой, а он все стоял. Зачем? Если ему нужно было… подсмотреть за тобой, почему он не пошел на участок, ведь следов-то сосед не заметил!

– Подсмотреть? – переспросила Кира. Почему-то ей все не удавалось согреться, даже свитер не помогал. Дурацкие браслеты, которые она никогда не снимала, холодили и без того холодную кожу.

Сергей задумчиво налил в чайник воды и пристроил его на подставку. Тим вдруг до слез зевнул и повыше натянул плед.

Конечно. Предыдущую ночь он проторчал на лестнице и днем замучился от переживаний – приедет отец или нет, станет ли ужинать, уедет ли на ночь, – а теперь, когда тепло и спокойно, когда родители разговаривают, неважно о чем, спать хотелось просто чудовищно.

Спать нельзя. Он уснет и проспит все на свете – вдруг нужно будет что-то предпринимать, отводить беду, отвлекать, караулить, задабривать! Он только немножко подремлет, чуть-чуть, под старым пледом, до чая, и так, чтобы они все время были у него на глазах.

– Тим спит совсем, – издалека проговорила мать.

– Не трогай его, – сказал отец тоже издалека.

Кира подсунула Тиму под голову вытертого медведя в фартуке. Этого медведя на его рождение прислали дальние родственники из Курска. Сергей отлично помнил, как ходил на почту за посылкой. В ней был медведь и огромные красные крепкие курские яблоки. Они пахли даже сквозь заколоченный деревянный ящик. Сергей никогда потом не видел таких яблок.

Как же так получилось, что нынче он – чужой человек, и нет у него никаких родственников в Курске, и тещи нет, и тестя нет! Все бывшее – родственники, яблоки, квартира, гобеленовый диван, на котором они занимались любовью с бывшей женой.

У него теперь… эта… как ее… Инга, вот кто.

– Послушай, – быстро сказал он Кире, – послушай меня. Я тебе расскажу.

– Что? – спросила она шепотом.

– Никто не видел, чтобы в наш подъезд входил чужой. Я спрашивал у Марьи Семеновны и у соседей из одиннадцатой квартиры. Марья Семеновна не видела никого, кроме Валентины, которая с ней попрощалась, няньки с ребенком из восьмой и бабульки Евсеевой. Да, и твоего козлину.

– Сергей!

– Его так Тим называет, – моментально оправдался бывший муж. – Вроде все свои. Еще Данила Пухов приезжал в восемь, а мне сказал, что вернулся в одиннадцать.

– Который с третьего этажа?

– Да. Врать ему вроде бы незачем. Забыл? Или не хотел говорить?

– Почему не хотел?

– Я не знаю, Кира, – нетерпеливо ответил Сергей, – я ничего не знаю! Мимо Марьи Семеновны незаметно проскочить невозможно. Значит, были только свои. Значит, редакционные дела ни при чем. Значит, незачем было лезть к нам на дачу, выкручивать шурупы и шарить в бумагах!.. Но ведь кто-то влез!..

– А если Марья Семеновна… отвлеклась? – предположила Кира. – Она же не сидит в будке круглые сутки!

– Не сидит, – согласился Сергей, – только такие, как Марья Семеновна, никогда не отвлекаются. Они даже в сортире особую дырочку проковыривают, чтобы удобнее было наблюдать. Чтоб, так сказать, все время на посту!

– Черт тебя побери.

– Не меня, – гаркнул он с раздражением, – тебя вместе с твоими проблемами!

Странное дело, но она промолчала.

Раньше она всегда точно знала, когда нужно промолчать, а когда можно и возразить, «подцепить», «наехать» без тяжких и необратимых последствий.

Потом ей стало все равно, и последствия в самом деле оказались тяжкими и необратимыми.

– Кира, – недоуменно позвал Сергей, не ожидавший, что она промолчит. Он и про ее проблемы сказал специально, чтобы затеять перепалку. – Ты чего?

– Хочешь кофе?

– Что? – изумился он.

– Кофе. Хочешь? Я сварю.

– Хочу, – быстро согласился он.

Она взялась за него крепкой рукой с двумя золотыми браслетами, поднялась и нашарила тапки. Он смотрел на ее руку с браслетами, на сильную шею, на выстриженный затылок, и в голове у него вдруг помутилось.

Зря он спал с ней накануне. Он как будто вспомнил ее, и весь день прятался от этих воспоминаний, путался в каких-то других воспоминаниях, и вот где они его настигли – те, самые опасные.

В его бывшей кухне, рядом с гобеленовым диваном, на котором под пледом спал его сын в компании с вытертым медведем.

– Сереж, достань банку.

– Какую банку?

– Боже мой, банку с кофе. Она на полке, за тобой.