Развод и девичья фамилия

– Я устал, – повторил он, – я поменял работу и стал заниматься тем, в чем ничего не понимаю.

– Как – не понимаешь?! Ты что?

– Не понимаю, – настаивал он упрямо, – знаешь, защитить докторскую и остаться без профессии…

– Как – без профессии?! Ты что? С ума сошел?!

– Да не сошел. Это сейчас у меня уже почти что есть профессия. По крайней мере, я стал понимать, кем именно работаю и что именно это за работа. Несколько лет подряд я только делал вид, что понимаю. Это трудно. Начальство, – тут он улыбнулся, Кира почувствовала, – начальство можно убедить в чем угодно, а самого себя нет. Я так… боялся, что ничего не сумею. Что в один прекрасный день все догадаются, что я никто. Дурак без профессии и без мозгов.

– Ты… без мозгов?!

– Почему ты все время переспрашиваешь?! – вдруг рассердился он. – Я, я!.. Я тебе рассказываю про себя!

– Сереж, ты сделал карьеру, и не где-нибудь…

– Да ладно!.. Моя карьера зависела только от моих научных званий, а званий как раз было хоть отбавляй! Японцы любят звания и доверяют им.

Больно надавив локтем на его ногу, Кира села прямее и недоверчиво посмотрела ему в лицо.

– Ты и вправду какой-то больной, Серый. То есть как бы японцам все равно, что ты собой представляешь, были бы только дипломы?! Ну а если бы ты их купил, ты бы все равно сделал такую карьеру? От старшего специалиста до директора по науке?

– Черт его знает, – признался Сергей.

– Тебе в отпуск надо, – решительно сказала Кира, – на море. Одному. Чтоб только лежать и ни о чем не думать. Особенно о японцах.

– Мне не надо одному. – Он взял ее за коротко стриженный затылок и притянул к своему лицу. – Мне надо с тобой. В отпуск и вообще. Мне одному вообще ничего не нужно, Кира. Мне одному неинтересно. Незачем. Понимаешь? – С двух сторон он сильно сдавил ей ребра. – Понимаешь?

– Понимаю, отпусти.

– Кира, я прошу тебя. Пожалуйста.

В глазах плыли фиолетовые светящиеся круги с оранжевыми краями. Они бешено вращались, вгрызались в мозг, в самую его середину, отпиливали куски. Куски отваливались ломтями. Скоро не останется совсем ничего. Только пустая оболочка, внутри которой раньше был Сергей Литвинов.

– Серый, мы же не можем!.. А если опять все сначала?! Опять будем разводиться?!

Он тискал ее и трогал под курткой и от этого и от визжащих кругов в голове ничего не соображал. Он всегда плохо соображал, когда хотел ее.

– Не будем. Не будем мы разводиться. Я тебя больше не отпущу. Хватит.

– Серый, ты все слишком упрощаешь.

Но он был уверен, что все на самом деле очень просто и это она усложняет по своей женской и журналистской привычке.

Есть он, есть она, и жизнь, одна-единственная, ведь никто так толком и не знает, будет ли когда-нибудь второй шанс. Он не может жить без нее – не в том смысле, что его каждую минуту тянет утопиться, а просто не может, и все. Ему неинтересно и незачем работать, он перестал ждать выходных, и дальних поездок на машине, и в рестораны перестал ходить – он не любил, зато Кира очень любила вкусную ресторанную праздность, а теперь оказалось, что он тоже все это любит, но только если вместе с ней. Он перестал смеяться, и злиться тоже перестал – не на кого было, – и радоваться, и огорчаться всерьез, и выяснилось, что вся жизнь у него, как у старика, только в воспоминаниях, и он был уверен, что никогда больше не построит ничего такого же важного и значительного, как в этих воспоминаниях, если будет строить один, без Киры.

Он никогда не смог бы этого объяснить – бревно бесчувственное! Кроме того, он почти не умел выражать словами сколько-нибудь сложные чувства – машина вычислительная! Но ему казалось, что если она поймет, как он ее хочет, как она ему нужна, то поймет и все остальное – и, как всегда, избавит его от зарослей слов, в которых он путался!..

– Кира… – прошептал он, и вдруг тихий звук снаружи дома совершенно отрезвил его. Он перестал хватать, тянуть и тискать, замер и прислушался.

– Что, – спросила рядом его жена, – ты что, Серый?

От того, что он с ней делал, она напрочь забыла, что они «в засаде».

– Тихо, – беззвучно выговорил Сергей, – он уже здесь.

Звук повторился – чуть погромче, как будто царапалась кошка. Что-то стукнуло и опять замерло, только светила луна, освещала голые ветки сирени, которые снизу были видны Кире.

Она вдруг перепугалась не на шутку.

А как же бомба, которая не падает дважды в одну воронку? Кира точно знала про эту бомбу, что она – не падает, пока не услышала этот зловещий и тихий звук под стеной.

– Серый?!

– Тише!

Он встал на колени и затолкал Киру себе за спину, в темный угол, но она немедленно выбралась оттуда – в конце концов, у нее был свой, отдельный «кольт», и она могла бы им воспользоваться, если бы не перепугалась так сильно. Сергей резко и бесцеремонно зажал ей рот рукой. Зажал и отпустил, как бы приказывая больше не разговаривать.

Господи, но ведь бомба не падает дважды!