Развод и девичья фамилия

– Ничего, – приглушенно крикнула она и, кажется, даже всхлипнула, – иди ты к черту!

Она была уверена, что он везет ее на свидание. А он на самом деле привез ее ловить жулика и теперь чрезвычайно и деятельно этим самым жуликом озабочен, а на Киру ему наплевать.

– Ну ладно, – согласился он, – стой.

И ушел в комнату «с витражом».

Кира порылась в кармане куртки, но куртка была «весенняя», только что взятая из гардероба, и в кармане, конечно, не было никакого носового платка. Пришлось вытереть глаза рукавом.

Да еще этот дом.

Кира выросла в нем, и Тим в нем вырос.

Ему было три года, когда Сергей купил велосипед. Дивный трехколесный велосипед с желтыми висюльками на пластмассовых рулевых нашлепках. Тим ездил на нем вокруг клумбы, нажимал клаксон, а потом слезал и крутил педали рукой – просто так, от счастья.

Однажды четвертого мая выпал снег. Они встали утром – весь участок был под снегом, из снега торчали головки цветущих крокусов, и позабытый Тимом на лавочке красный грузовик был весь в снегу, и соседская кошка осторожно шла по дорожке, останавливалась и брезгливо отряхивала намокавшие лапы. Весь день они не вылезали из дома – пекли пироги, обнимались на диване под пледом и играли с Тимом в лото.

Когда Сергей защитил докторскую, здесь был «банкет» – шашлыки и танцы до упаду. Все напились, включая профессоров и академиков. Все, кроме ее мужа. Он вообще почти никогда не напивался – не умел, не любил. Когда академиков разобрали шоферы и жены, а остальная толпа увалила к станции, Кира с мамой и Валентиной покидали в черные мешки одноразовую посуду и пластмассовые стаканы, а Сергей сидел у костра – один. «Ты что, – спросила она, проводив всех спать, – грустишь?» Он смотрел в огонь и молчал, а намолчавшись, сказал: «Все. Кончилась моя наука». Кира не поняла. Как наука может кончиться, когда он только сегодня и с таким блеском защитил докторскую?! Он объяснил ей. Он сказал, что все, что ему нужно было себе доказать, он доказал. Теперь можно идти зарабатывать деньги. Он уволился из своего научного института недели через три после этого разговора и никогда ни о чем не сожалел, по крайней мере, вслух.

Он был сильным человеком, ее муж.

Ощупью, потому что в коридор не проникал свет весенней буйной луны и двери были закрыты, Кира пробралась в комнату «с витражом».

– Ты где, Сереж?

– Я здесь. Слева, под выключателем. Я сижу на полу.

Он взял ее за руку и потянул, она шагнула и чуть не упала.

– Садись. Здесь чисто. – Он говорил шепотом.

– Еще бы! – возмутилась Кира тоже шепотом. – Мы с Валентиной все убрали, когда в феврале я отсюда уезжала!

– Хандрить приезжала?

– Ну конечно, – созналась Кира, – только это плохое место для хандры. Очень много воспоминаний.

– Много, – согласился Сергей, – я когда вчера приехал…

– Что?

– Да так. Помнишь коня? Того, из коридора?

– А как ты докторскую здесь справлял?

– А как мы в постели лежали, а нас твои родители застукали? Тим уже был? Или нет?

– Нет, Сереж, – сказала Кира, – не было Тима. Мы его отсюда и привезли.

– Точно. – Теперь он улыбнулся. – Не было Тима.

Кира прислонилась к его плечу, к той самой куртке из «Спортмастера» на Садовом, которую они покупали вместе, и пахла она знакомым запахом – одеколоном, чистой кожей и немножко машиной.

Было очень тихо, так тихо, как может быть только в Малаховке и никогда не бывает в Москве. Собака лаяла вдалеке и скрипели половицы, как будто по ним ходила луна.

– Сколько времени?

– Двенадцатый час. Если хочешь, спи.

– А долго ждать, как ты думаешь?

– Да мы всего полчаса ждем, – заметил он недовольно. – Тебе надоело?

– Мне завтра на работу, – напомнила Кира и зевнула.

– Я думаю, что если он придет, то скоро. Соседи как раз свет погасили. Может, он уже приехал и наблюдает.

– Ну да, – сказала Кира и опять зевнула, – приехал он, как же!..

Сергей вдруг повернул голову и поцеловал ее в макушку. Поцеловал потому, что у него не осталось никаких сил. Кира замерла. В затылке стало холодно.

– Сереж?

– Что нам делать? – спросил он и сильно притянул ее к себе, так, что она почти упала к нему на колени. – Я не знаю. А ты?

– Когда мы разводились, я тебя ненавидела, – призналась Кира, – господи, ты со мной не разговаривал много лет!

– Ты же знаешь, – сказал он, думая только о том, что она почти лежит у него на коленях, – я не умею разговаривать.

– Когда тебе надо, очень даже умеешь. Просто ты от меня устал. Я тебе надоела.

– Кира. – Он старался быть терпеливым. Чтобы отвлечься от того, что она так близко, и бедром он чувствует ее ногу, и слышит, как она пахнет, и знает, что под курткой, которую она не сняла, у нее тугой свитерок, он быстро прикинул, какой должна быть площадь зеркала, чтобы увидеть его с Луны невооруженным глазом. Такие штуки всегда ему помогали.

Он посчитал площадь и моментально о ней забыл.

– Кира, мы просто… очень разные.

– Знаю, – вздохнула она, – мама всегда говорила, что ты мне не подходишь. Что ты не человек, а вычислительная машина.

– Я очень устал, – признался он, – ужасно.

– Ты?! – не поверила Кира. – Ты никогда не устаешь!