Развод и прочие пакости

Вокруг сонно дышал спящий вполглаза город, белая ночь мерцала тусклым жемчугом. Мы дошли до Фонтанки, потом по Итальянской и по всяким улочкам-переулочкам вернулись к Дворцовой. Сели в машину, поехали. Я, кажется, даже задремала немного, не заметила, как переехали вантовый мост.

- До завтра, Ириш, - сказал Феликс, остановившись у моего дома.

Я чуть помедлила, он наклонился и снова поцеловал меня, но это был уже совсем другой поцелуй. Не тот – резкий и злой от растерянности. Нет, нежный и осторожный. Легкий, как тополиный пух.

- До завтра, - прошептала я, вышла и оглянулась, чтобы поймать его взгляд из-за стекла.

Глава 35

Я ходила по квартире взад-вперед с бутербродом в руке и улыбалась. Улыбалась бутерброду и своему раздутому, как самовар, отражению в дверце микроволновки. Улыбалась всей вселенной разом. Пока не треснула губа. Наверно, это был знак от вселенной, что не стоит раскатывать ее таким трамплином. Но я надеялась, что она ошибается.

Лоренцо поглядывал с полки. Сегодня у него был выходной, но ему хотелось разделить со мной радость. А мне – с ним.

Ну, и что мы с тобой сыграем? Крайслера? Мендельсона?

А давай Коженёвского, предложил он.

- Коварно, - я слизнула кровь с губы. – Я же плакать буду.

Ну да, это был еще один поляк, стабильно разводящий меня на слезы – такие сладкие! Как бальзам на душу после «Пляски смерти». Пусть будут.

«Charms»*?

Да!

Играла и счастливо шмыгала носом, прячась от мира за зыбкой пеленой слез.

Ирка, да ты все-таки влюбилась?

Похоже на то…

Утром надо было на репетицию, а спать оставалось всего ничего. Но так не хотелось расставаться с этой волшебной ночью. А вдруг проснусь, и окажется, что это был только сон?

Все-таки легла, но до последнего сопротивлялась, вспоминая, как мы шли по Невскому, держась за руки. И как разговаривали в самолете. И как играли Монти на концерте. И как он поцеловал меня, прощаясь у дома, - об этом, уже засыпая.

А вот когда проснулась, вспомнила почему-то о совсем другом поцелуе, и стало очень сильно не по себе.

«Я все сделаю, чтобы тебя вернуть», - сказал Антон.

Ничего у него, конечно, не получится, я не вещь, которую можно забрать из бюро находок. Но, похоже, Феликс и Дарюс раззадорили его не на шутку, нервы он мне потреплет капитально. И ладно, если только мне.

А кстати, про Дарюса, которому я не ответила. Он тоже был не из тех, кто просто так сдается. Мог десять лет обо мне не вспоминать, но если увидел и решил пойти на второй круг, одно простое «нет» его не остановит. Равно как два «нет», три «нет» и еще неизвестно сколько.

В такси я вдруг вспомнила о своей идее купить скрипку для репетиций и полезла в телефон, надеясь найти хорошую, но не слишком дорогую. Чтобы и звучала прилично, и возить ее по городу было не страшно. Если сравнить Балестриери с понтовым лимузином, а Лоренцо с любимым внедорожником, то новенькой в команде отводилась роль скромного рабочего пикапа.

На первый взгляд, идея казалась отличной, но на деле все было не так уж и просто. Я не могла играть на слишком разных скрипках. Даже если вынести за скобки всякие мелкие нюансы, требовалось как минимум сходное звучание. Балестриери и Сториони оба были мастерами поздней кремонской школы, ничего удивительного, что и скрипки их звучали хоть и не одинаково, конечно, но очень похоже по тембру. И на смычок они отзывались сходно, и в руку ложились, и даже вибрация на кожу шла почти не отличимая. Найти современную скрипку с похожими характеристиками было практически невозможно. Предстояло перепробовать десятки вариантов, чтобы выбрать относительно годную.

Может, и правда купить маленькую машинку и не париться? Папа наверняка поможет.

Ну… или намекнуть Феликсу, что при изменившихся обстоятельствах вовсе не возражаю, чтобы он меня подвозил.

Нет, не стоит. Лучше поищу. По-любому надо иметь свою собственную запасную скрипку. С моей старой, еще с училища, случилась неприятность: она по непонятной причине рассохлась, хотя я не играла на ней всего месяца три. Ремонтировать не имело смысла: звук фатально упал. Отдала знакомой художнице для какой-то инсталляции, с тех пор играла на Лоренцо, пока не появился красавчик Томмазо.

Когда я вошла в зал, Феликс уже сидел за пюпитром и подстраивал виолончель. Он всегда приходил одним из первых. Улыбнулся едва заметно, кивнул. Я покосилась на Антона, который нервно листал партитуру.

Предстояло как-то урегулировать этот вопрос. Был, конечно, один вариант, но он претил мне, как белые носки с черными туфлями. А именно, столкнуть лбами Антона и Дарюса и использовать это в качестве дымовой завесы.

Мне вообще было противно скрывать свои чувства и отношения, но приходилось думать не только о себе. Если мы оба хотим играть в этом оркестре без ведра корвалола ежедневно, придется их не афишировать.

Мы продолжали мучить «Юпитера», который ну никак не хотел ложиться, а Антон собирался уже в сентябре выйти с ним на сцену. Психовал он, заставлял психовать и нас. В этот раз досталось на орехи деревянным духовым, да так, что кларнетистка Женя Муравьева вылетела из зала в слезах.