Развод. Игра на выживание (СИ)

Нередко, особенно в начале нашей семейной жизни, размышляла, а не поторопилась ли я? Потом сама боялась этих мыслей, отодвигала их подальше и прижималась покрепче к спящему Дане. Чувствовала, что такими вопросами, будто бы предаю его и нашу любовь, старалась глушить на корню все сомнения.

А оказывается, он сам об этом думал?

Ещё и про моё секретное место всегда знал?

Ночь за ночью анализирую нашу жизнь и всё больше переживаю – не много ли я от него требовала?! Так радовалась успехам мужа, так гордилась, что, если быть честной, мне неудержимо хотелось показать их отцу и зачем-то ещё Оле…

В центре, как обычно, и бывает с утра, тихо и просторно.

Поздоровавшись с коллегами, прохожу в небольшой кабинет для кураторов и скидываю пальто. Щёлкаю кнопку на чайнике, подготавливаю необходимые к встрече документы.

Влиться в работу было несложно, потому что все действия сотрудников центра строго регламентированы.

Мы чётко знаем, куда именно, в зависимости от проблемы, женщину, обратившуюся за помощью, необходимо направить. Уточняем, нужна ли материальная поддержка. Выслушиваем.

Каждый куратор, каждый волонтёр нашего центра отчасти психолог.

В дверь стучат, и я отзываюсь:

– Войдите.

– Здравствуйте, – заглядывает в кабинет девушка в коротком пуховике и джинсах. – Мне нужна Соболева Яна Альбертовна.

– Это я, – тепло улыбаюсь, поднимаясь, чтобы встретить гостью.

– Я Полина. Звонила вам вчера на горячую линию.

– Рада, что вы всё-таки пришли, Полина. Верхнюю одежду можно убрать на вешалку.

– Хорошо, – отвечает зажато, озирается по сторонам.

Боже мой. Ребёнок ведь совсем. Лет девятнадцать.

Птенец. Стоит, с ноги на ногу переминается, вся трясется.

– Вы будете чай? – спрашиваю, доставая кружки.

– Если можно.

Пока заваривается напиток, снимаю пиджак и разглаживаю складки на строгом платье. Каждый раз перед беседой немного нервничаю, чувствуя ответственность.

– Расскажите поподробнее, Полина, - обращаюсь к девушке, передавая чай. - Что произошло?

Она заметно волнуется, но говорить всё же решается:

– Я встречалась с парнем, недолго... Мы учимся с ним в одном колледже. На разных курсах, правда, он старше.

Полина замолкает, потупляя голову, а я стараюсь не мешать, дать время.

– В общем, я предложила с ним расстаться, а он... угрожает... тем, что отправит в студенческий чат мои… – её лицо краснеет от стыда. – Эти... фотографии. Ну, понимаете? – округляет карие глаза в ужасе.

– Фотографии интимного характера? – договариваю, вспоминая наш вчерашний диалог.

– Да, – облегчённо выдыхает. – А у меня родители очень строгие. Если они узнают…

Девушка отчаянно всхлипывает. Пододвигаю к ней салфетки.

– Полина, а как попали к твоему молодому человеку эти фотографии?

– Я сама посылала, – шепчет. – Знаю, что дура. Не надо было. Это я во всём виновата.

Качаю головой.

До сих пор в восхищении от названия кризисного центра, которое придумала Каролина.

«Сама виновата».

Эту фразу я слышу от каждой жертвы, которая обращается за поддержкой.

Почему-то они все искренне приписывают вину себе. Может, так проще? Не знаю. Я ведь тоже в первую очередь занималась самобичеванием за то, что села в такси тем вечером.

Потом обвиняла Богдана.

Сейчас, помогая людям со схожими бедами, чётко понимаю слова, которые когда-то произнёс Олег Александрович.

В насилии всегда виноват насильник.

– Полина, разумеется, это неприятная тема, но я должна задать тебе несколько вопросов. Ответишь?

Девушка активно кивает.

– По телефону ты сказала, что молодой человек угрожал тебе в сообщениях. Они у тебя с собой?

– Да, конечно, – вскрикивает, доставая телефон.

– Отлично. Необходимо сделать копии вашей переписки и сохранить их на нескольких цифровых носителях.

– Хорошо, - судорожно водит пальцем по экрану.

– Он... Твой молодой человек просит совершать тебя что-то конкретное, угрожая?

– Да, – Полина снова плачет. – Хочет, чтобы я спала с ним, а я отказываюсь. У меня ещё ни с кем не было.

Бедная девочка.

– Смотри, - успокаиваю. - Всё, что ты рассказываешь, относится к киберсталкингу, – пододвигаю к Полине подготовленные заранее материалы. – Я оставлю тебе брошюру, обязательно изучи её дома. Для преследования такого рода, к сожалению, ответственность в нашей стране не предусмотрена. А вот сбор, хранение и распространение информации о частной жизни является уголовным преступлением. Я помогу тебе составить заявление, и ты отнесёшь его в следственный отдел. Адрес мы тоже найдём. Вместе.

Загружаю рабочий ноутбук и бегло смотрю на часы.

– Но ведь... я сама отправила ему эти снимки, – расстроено качает головой Полина. – Что мне там скажут? В полиции-то?

– Это неважно, поверь мне, – беру девушку за руку. – Даже если так, никто не даёт ему право использовать их в личных целях.

– Не знаю, – недоверчиво озирается Полина. – А вдруг родители всё-таки увидят? Даже боюсь представить, что мне сделает отец.

Осматриваю девушку, утирающую слёзы. Я пока не научилась не пропускать истории через себя, и такие беседы даются мне трудно. Особенно когда речь заходит про родителей. Кто бы меня научил не реагировать на поведение отца?