Как скажу маме? А папа как воспримет? Почему виноват Марат, а стыдно мне? Почему я должна подбирать слова и придумывать, как смягчить новость? Почему это вообще должно меня волновать: как будет выглядеть Марат и наш брак в целом в глазах родителей? Потому что так было всегда. Мама научила: женщина — хранительница домашнего очага, на ней всё строится. А, когда построено, начинает вращаться вокруг семьи и её интересов. Выходит, с самого начала я залила плохой фундамент.
Стоп. Приди в себя. Выдохни.
Стою, вцепившись в края раковины. Хлещет холодная вода из крана. Надо успокоиться и перестать пугать Каринку. Как объяснить всё дочке — вот что должно волновать в первую очередь. Каким бы мужем ни был Марат, он хороший папа, этого не отнять. И демонизировать его в её глазах я не собираюсь. Вырастит и сама сделает вывод.
Если мы расстанемся, он уйдёт к ней? Навряд ли переедет в Сочи, но, как оказалось, для этого не обязательно постоянно быть рядом. Горько усмехаюсь отражению. К ней, к другой — какая разница? Главное, что не со мной и не мой. Вот что принять надо.
Оказывается, когда боли становится слишком много, ты просто перестаёшь чувствовать. Когда я выхожу из ванной, Марат и Каринка обуваются. Дочка светится от счастья: каждая минута вдвоём с папой для неё счастье. Я иногда в шутку их ревновала, а теперь отчаянно хочу побыть на её месте. Хоть немножко. Смотреть на него по-прежнему. Знать, что люблю и любима. Слишком многого прошу. Не вижу, но отлично чувствую, что Марат на меня смотрит. Машу рукой дочке, ухожу на кухню. Хлопает дверь. Тихо.
Даже в голове тихо, хоть и непривычно в этой тишине. Надо отодвинуть мысли о катастрофе и подумать о работе. Крупная СММ компания, которая с нуля раскрутила не один бизнес и не одну медийную личность. Создание имиджа в соцсетях, ведение их, подборка контента… От должностных обязанностей голова идёт кругом, часть слов я вообще вижу впервые, но Юлька успокоила — никто не станет сходу давать собственный проект. Я буду числиться помощником менеджера, одним из. Или, попроще, девочкой на побегушках. Спасибо Юльке, если бы сама подала резюме, на него бы даже не взглянули: возраст великоват для такой должности.
Итак, собеседование. Первое в жизни. Ладони потеют, страшно. Подъезжаю к башне «Москва», заезжаю на парковку. Сердце колотится сильнее. Хочется сбежать. Можно же попросить папу, он деньгами поможет на первое время. И как я работать буду? Отпуск впереди, опять же… Школа… Припарковавшись, утыкаюсь лбом в руль. Выдох-вдох. Тридцать два года, взрослая девочка. Пора становиться взрослой и принимать решения самостоятельно, без опоры на одобрение или неодобрение родителей и мужа. Тем более, нет у меня больше мужа.
Восемнадцатый этаж. Лифт постоянно останавливается, люди входят и выходят. Постепенно суета захватывает. Хочется стать её частью, тоже куда-то спешить с деловым видом, что-то делать. Уверенность в своих силах наполняет изнутри, но моментально исчезает перед дверью в офис. Там, за стеклом, большое помещение с множеством столов, мониторов и людей. Все чем-то заняты, слышу звонкий смех. Выдыхаю и вхожу.
— Скажите, где мне найти Александра Олеговича?
Отдельных кабинетов здесь нет, пространство ничем не разграничено. За панорамными окнами потрясающий вид на город.
— Алекс! Алекс, тут к тебе! — кричит девушка, которую я спросила. От неожиданности вздрагиваю. Мужчина, склонившийся над столом, выпрямляется. Хмурится, явно пытаясь вспомнить, кто я и зачем пришла. Но вот улыбается. Подходит. На голову выше меня, тёмные волосы завязаны в небрежный хвост на затылке, в ухе — серебряное кольцо, как у пирата. Глаза зелёные, яркие.
— Вы — Агата, да? Юльча весь мозг прожужжала, как будто я могу ей отказать. Идём в мой кабинет.
Да, кабинет всё-таки здесь есть. Неприметная дверь в углу. Есть ещё одна — кухня, как поясняет Александр. Или Алекс? Его стол завален папками, три монитора возвышаются над ними. Кабинет угловой, две стены стеклянные. Алекс падает в чёрное кресло, закидывает ногу на ногу, выуживает тонкую папку из кучи.
— Вы присаживайтесь, не стойте, — говорит, открывая папку и начиная небрежно её листать. С виду лет тридцать-тридцать три, а ведёт себя как… Как подросток какой-то. Джон и тот серьёзней кажется. Рукава свитера скатываются к локтям, на правой руке татуировка. Никогда не понимала увлечения наскальной живописью. Это же как надо себя не любить, чтобы уродовать татуировками? С Юлькой одно время сильно ругались по этому поводу: она давно набила две, теперь третью хочет. А я себя бабкой старой чувствую, которая обзывает проститутками всех, кто в короткой юбке. Неприязнь к Алексу возрастает. И имя это сокращённое… Саша и Саша, что мудрить? Серьга в ухе, татуировка, панибратское отношение к команде. Мда, сработаемся ли?
— Итак, Агата, — тянет он, наконец переставая листать папку. — Создание личного бренда, менеджер по продаже рекламы, опыта ноль.
Глаза у него красивые, не отнять. Редко такой цвет в природе встретишь. Не удивлюсь, если линзы. И ресницы чёрные-чёрные, прямые.