Развод. Неверный муж (СИ)

Медсестра помогает мне дойти до палаты и забраться на кровать, мило улыбается и спрашивает, не нужно ли мне что-то еще, кроме завтрака. Отрицательно мотнув головой, продолжаю теряться в воспоминаниях, чтобы найти там подтверждения тому, что Демьян стесняется своего положения и очень редко появляется со мной рядом. Практически никогда. Даже на мероприятие, устроенное на работе, он не приехал, сославшись на отравление. Я тогда поверила, а теперь… теперь слезы жгут глаза.

Я не хотела видеть, замечать даже очевидного — Демьян стеснялся себя. Ему было неуютно находиться рядом со мной в инвалидном кресле, а мне… я этого даже не замечала, потому что любила его безоговорочно. Для меня было неважно, что он в инвалидном кресле, что не может ходить. У нас, по моему мнению, все было прекрасно. И только сейчас, услышав разговор двух незнакомых мне женщин, я вдруг понимаю, как нас наверняка воспринимают со стороны. Для меня неважно чужое мнение, но оно, судя по всему, очень важно Демьяну. Каждый раз, когда мы куда-то шли, он, вероятно, сталкивался с косыми взглядами, а, может быть даже и со словами, хотя он по-прежнему не выучил язык так же хорошо, как и я.

Мне невыносимо хочется сейчас оказаться рядом с ним. Прикоснуться, обнять, как-то его утешить, хотя я и понимаю, что ему, наверняка, это не нужно. Последнее, чего хочет Демьян — жалость.

Я даже не замечаю, как мне приносят завтрак, хоть и съедаю все до последней крошки, не обращая внимания на вкус. Я хочу к своему мужу, хочу быть его опорой и поддержкой и хочу стать той, которая не просто смирится с его положением, полностью приняв его, но и той, которая разделит его жажду встать на ноги. Только сейчас я понимаю основную причину такой сильной жажды встать на ноги.

После завтрака я выхожу в коридор, чтобы попросить у медсестры зарядку к разряженному мобильному, но стоит только выйти из палаты, как я останавливаюсь, словно вкопанная на одном месте. В паре метров от меня стоит Демьян. Именно стоит. Без инвалидной коляски позади, на своих ногах. Он держит в руках какую-то коробочку, а потом, увидев меня, решительно шагает ко мне. Сам.

Эпилог. Часть 2

Демьян

— Еще слишком рано, — дает наставления реабилитолог.

Я его слышу и молчу. Ничего не отвечаю и он тяжело вздыхает, потому что прекрасно знает, что я поступлю по-своему.

— Хотя бы без геройства, — говорит, окончательно сдавшись и отбросив идею отговорить меня пойти в больницу к Майе на своих двоих.

— Постараюсь.

— Демьян. Это очень важно. Если не хочешь потом снова сесть. И надолго.

Я знаю, что он предупреждает и, конечно же, запугивает, чтобы я не геройствовал. В то, что я снова сяду, не верится. Надолго уж точно. И я понимаю риски, знаю, что идти рано, что в любой момент могу свалится, если, например, занервничаю, но я, мать его, должен. На меня все там смотрели, как на инвалида, коим я в общем-то и являюсь. Смотрел и персонал и пациенты. Майе наверняка сочувствовали. А мне, блядь… мне просто хотелось, чтобы она была счастлива. И я хочу показать им всем, что у нее — настоящий мужик. Ходячий мужик, способный и с ребенком помочь и ее на руках носить. Не прямо сейчас, это я знаю. Прямо сейчас мне нельзя, но потом, со временем…

Реабилитолог продолжает давать наставления, расставляет приоритеты, рассказывает. Я внимательно слушаю, так что к больнице приезжаю не самостоятельно, сидя за рулем автомобиля, как всегда мечтал, а на заднем сидении, чтобы лишний раз не напрягать ноги. Они у меня не слабые, все-таки, реабилитация дала свое, но тем не менее.

Из машины я выхожу уже сам. Миную лестницу, длинный коридор. Медсестра, бывшая вчера на смене, смотрит на меня ошарашенно и даже шокированно. Да-да, такой вот я… вчера прикатил на инвалидке, а сегодня на своих двоих.

Я хотел сделать Майе сюрприз на выписку. Приехать, сев за руль самостоятельно, выйти из машины на своих двоих, но вчера, увидев, как на меня смотрели, понял, что нужно сделать это сегодня. Прийти и показать остальным, что жалеть Майю не стоит.

— А вы… а как вы… а что…

— Хожу я, да. Вчера вот не ходил, а сегодня встал, представляете? Чудеса!

Она кивает, как китайский болванчик, говорит что-то на своем языке, словно забыв, что я его знать не знаю, английский только и то не в совершенстве. Мне до женщины своей полиглота далеко.

— В палате пятой она… — говорит, наконец, пришедшая в себя медсестра. — Я вас провожу. Предупрежу!

— Я сам, если позволите.

Она кивает, указывает мне направление.

Я встал не сегодня и не вчера, конечно, несколько недель. Сначала даже не поверил, когда смог простоять несколько секунд, а затем снова рухнул, но на следующий день встать получилось уже на минуту, потом на две и вот… я иду. Ходил дома уже, разумеется, пока никто не видит, но дальние дистанции все равно даются сложно. Я будто заново учусь ходить, немного даже пошатывает. Приходится подойти к стене, отдышаться. Волнение ни капли не помогает, только мешает.