— Все еще жива… — императрица усмехнулась, разглядывая наше трио в защитных позах. — Ничего, это легко исправить.
Ее волосы словно живые рвались вверх, свиваясь в единое полотно, полыхающее аурой, когда-то сияющий взгляд сделался пронзительным и черным, платье бешено завивалось вокруг колен.
— Почему? Почему вы меня так ненавидите?
Императрица искренне рассмеялась.
— Мне дела до тебя нет, глупышка Эльене, ты просто способ пробить брешь в его защите. Этого ублюдка даже темный источник не берет. Уж как я его не морила, выскальзывает из рук ужом, не зря говорят, что дети Истинных рождаются солнцем целованные, но я смогла. Смогу. С твоей смертью, с дырой в груди после источника, он не выживет.
Похоже, кратковременный плен плохо повлиял на императрицу, и та начала заговариваться. Но едва я открыла рот, чтобы сообщить ей об этом, в голове мелькнуло смутное воспоминание о Тахуле. Если Истинной императора была Тахула, то…
— Теофас не ваш сын?!
Где-то за спиной судорожно выдохнула Клео.
— Догадалась… — алые губы раздвинулись в злой кошачьей улыбке. — Ты всегда была умной. Тупой, как все Истинные, но все равно умной. Вас так приятно было мучить, пока вы тыкались слепыми котятами, не понимая, что происходит.
— Я не понимаю, это из-за трона? Но ведь трон и так был у вас! Какую власть вы хотели получить, что не побоялись взять чужое дитя?
— Что ты знаешь о власти, глупая девчонка?
Ее звали Ношвайле. Красивое старинное имя ей дал отец, и она десять лет радовалась ему, пока не поняла, что является просто еще одним сокровищем рода Ферхе. Движимым имуществом, которое надлежит выгодно вложить, а после жить на проценты.
Отец своих амбиций не скрывал.
— Ты станешь императрицей.
Император был старше ее на добрый десяток лет, но в драконьих годах такая разница была сущей малостью. Она видела его в Академии еще в те дни, когда он был принцем. Он был настолько хорош собой, что на него было не грех обернуться, но, к ее удивлению, сердце даже не екнуло.
Ее бестолковое сердце екало в присутствии молодого анта, привезенного двоюродной сестрой отца после развода. Ант приходился ей не то семиюродным братом, не то семиюродным племянником, и степень их родства была так незначительна, что отец открыто называл его вещью дома Ферхе. Отец за какой-то надобностью его приблизил и даже сделал вторым секретарем, хотя тот не был ни особенно красив, ни особенно талантлив. Но ант был добр, и от его доброты внутри Ношвайле что-то таяло и тряслось.
Но она, конечно, задирала нос, проплывая мимо. Она будущая императрица, а он… вещь.
Все случилось в день ее двадцатипятилетия.
Отец вызвал ее к себе, и она побежала как была: без перемены платья, не дав уложить волосы в особо модное плетение. Чего доброго, отец передумает и придет на женскую половину сам, а у нее не так много возможностей увидеть анта.
— К концу месяца ты отправишься во дворец и спустя месяц понесешь дитя. Я дам тебе набор зелий для укрепления и раскрытия ауры плода, пользуйся ими с умом…
Она кивнула, искоса рассматривая правильные черты анта, который при словах отца вдруг запнулся в записях, и резко вскинул голову. Взглянул прямо на нее.
— Но прежде нужно закончить твое воспитание, моя девочка. Знаешь, каков заключительный этап?
Она только плечами пожала, все в клане знали про заключительный этап. Сердце в груди ходуном ходило. Он смотрит на нее! Он смотрит! Может, он и раньше смотрел, а она не замечала?!
— Избавление от слабостей, отец, — сказала она и не удержалась от торжествующего: — Но у меня нет слабостей, даже мама говорит, что я идеальна.
И снова скосила глаза вбок — слышал ли он о ее успехах?
— У всех есть слабости, Ношвайле, это их Истинные. Много лет назад я выследил и убил Истинного твоей матери, а после выследил и убил свою собственную Истинную. Мы древний клан, еще сохранивший старые способы отыскать метки своих и чужих драконов…
Улыбка сползла с ее лица. Об этом она не знала. Да что там, она своими глазами видела метку истинности на плече матери! Она уже совсем собралась об этом спросить, когда отец мягко сказал:
— Но сначала мы должны избавить от слабости тебя.
У нее было много лет, чтобы раз за разом восстанавливать эту сцену в своей голове. Как отец встает, вытягивая из ножен фамильный меч, как ант отпрыгивает, переворачивая стол, пытаясь уйти от удара, и как катится его голова по ковру, расшитому горечавками — символом рода Ферхе. Прислужницы потом рассказывали, что ковер пытались отмыть несколько месяцев, а не смогли. Кровь, мол, намертво въелась.
Во дворец она уехала опустошенной и онемевшей. Тахула с ее радостными глазами, молодой император, помешавшейся на ней, раздражали. Стайки юных дебютанток, приглашенных во дворец, радостно щебеча, носились по аллеям и даже не подозревали, что идет война. Беспощадная, как все войны, которые ведут Ферхе.