Развод по-драконьи

— Подвеску с драконьей слезой разобью, а мех белой лисы продам в товарный день на центральной площади

Дракон глухо заворчал, завозился в чернильной глубине и затих. Накатил ужас.

«Зови его! — позвала я улиточку. — Зови вместе со мной!»

Глухой рокот драконьего Зова накатил из глубины тела жаркой душной волной, вбиваясь в черный источник, вонзился потоками магии в полумертвое тело. Меня буквально втиснуло в Тео, и я обхватила его руками, словно могла уберечь от смерти.

— Пожалуйста, вставай. Спорю, ты хочешь, чтобы они меня убили!

А я не хотела умирать. Не так! Не здесь. Не сегодня.

Казалось, из меня вместе с этим криком вырвался огромный ком магии, шарахнув по стенкам кокона, я пыталась встать, поскальзываясь в клочьях черноты. Не было больше ни комнаты, ни Тео, даже моя улитка не желала откликаться. Я завозилась в темноте, стараясь за что-нибудь уцепиться, удержаться в ней и вдруг… нашла. Какой-то камешек, плотно засевший в этой тьме. Потянула на себя, и оба дракона — мой и Теофаса — взревели на одинаковой низкой ноте. Дернула сильнее, утопая в этом реве, и проснулась.

Я все еще стояла в комнате с толпой храмовников и дракониров, с императрицей, застывшей в ожидании, и Тео, закрытым белым покрывалом. Не было никакого кокона, не было темноты. И проклятого черного осьминога тоже не было. А в руках у меня вместо кинжала лежал маленький императорский перстень, инкрустированный золотым дианом, который дозволялось носить только императорской семье.

— Ваше Высочество, дайте его мне, только очень осторожно.

Голос у нира Шелена дрожал, он протянул ко мне руки, и я уже решилась отдать перстень, когда прозвучал холодный голос:

— Нет, Эль. Дай перстень мне.

Как во сне, подняла взгляд. Теофас, абсолютно живой и здоровый, разве что слишком бледный, уже успел встать, и его горящие золотом глаза смотрели прямо на меня. Словно под гипнозом, я протянула ему перстень, когда в золотом камне мелькнула чернота. Я присмотрелась, и чернота приблизилась, разрослась. В камне сидел абсолютно черный глаз, затягивая в смоляную глубину.

«Отвратительная жизнь с отвратительным изменником, вот твое будущее», — нежно шепнуло у меня в голове

«Унижения, любовницы, бесконечные роды в ожидании сильного наследника, день за днем тебя заживо будет поглощать огненный смерч!»

«Не существует верности, не существует любви, есть только власть и сила. Будет ли твоя любовь стоить так же дорого через десять лет? Через сто? Уже завтра?»

В груди противно задрожало, а после кто-то с силой вырвал у меня этот жуткий глаз вместе с перстнем из пальцев.

— Ты что-то слышала? — Теофас развернул меня к себе и всмотрелся в лицо.

Глаза его пылали золотым огнем, но я едва смогла разлепить губы.

— Ничего, — голос звучал хрипло, и я откашлялась. — Ничего такого, шепот какой-то.

Со мной говорил темный источник, залез в мою голову, считывая мысли, такие примитивные и простые, словно я была не принцессой Вальтарты, а провинциальной веей, рожденной на окраине страны. Обреченной любить, рожать, работать, ждать неделями одного ласкового взгляда, как награды за послушание.

Теофас цепко вглядывался мне в лицо, словно собираясь повторить путь темного источника — забраться мне в голову и прочитать мысли. Но нас прервали. Растолкав столпившихся, онемевших от шока ниров, к Теофасу бросилась императрица:

— Тео, сын… Какое счастье!

Честно говоря, выглядела она недостоверно, лицо шло красными пятнами, губы дрожали, но при большом желании все это можно было принять можно за признаки радости. К моему удивлению, Теофас чуть отстранил мать.

— Мама, я хочу кое-что проверить.

Императрица что-то почувствовала, попятилась, но тот легко поймал ее за запястье и силой надел на безымянный палец пресловутый перстень.

— О великая мать-драконица, — зашептал кто-то. — Вы это видите?

Камень всех императоров, диан, вставленный в перстень, полыхнул янтарем, признавая хозяйку.

— Похоже, это твой перстень, мама, диан еще помнит тебя, — Теофас легкомысленно улыбнулся, хотя взгляд его оставался рассеянным и пустым. — Арестовать.

Побелевшую императрицу окружили несколько молодых дракониров, все в черном, все в масках, действующие слаженно и экономно, складываясь в единый боевой организм. Они появлялись незаметно и словно вдруг, выходя из закрытых ниш, скрытых за гардинами и в углах покоев.

— Что ты делаешь, Теофас, — Латан беспомощно огляделась. — Что вы молчите?! Все вы! Мой брат сошел с ума, его нужно остановить!

— Он император, и он в своем праве, — тихо отозвался Слалох. — Странно, что вы, Святая дранира, не предвидели этого.

Латан раздраженно передернула плечами.

— Я предсказываю появление перевертышей, и еще ни разу не ошиблась!

— Точно предсказываешь? — Теофас наклонился к ней, с интересом заглядывая в лицо. — А может ты их вызываешь с помощью штуки вроде этой, а потом выдаешь за свои предсказания? С чего бы вдруг перевертыши, лишенные разума, додумались пойти на Лаш через Сопределье?

Теофас помахал в воздухе рукой императрицы, словно декоративным веером. Та стояла окаменевшая, уставившись черным ненавидящим взглядом на Тео.