Развод по-французски

Словом, я ревновала Эдгара за то, что он был внимателен к Рокси, а на меня даже не смотрел, за то, что в прошлом он имел что-то общее с миссис Пейс, о чем они могли сейчас вспоминать, ревновала и завидовала тому, что они знают столько фактов политической истории и имеют право на собственное мнение. Я даже завидовала их возрасту, благодаря которому они пережили такие вещи, о которых я даже не задумывалась, — Вьетнам, Балканы, Вторая мировая война, все то, из-за чего поднялась буча в «Городском глашатае». Почему в Калифорнии мир был сам по себе, а я сама по себе?

Много позже мне пришло в голову спросить Клива Рандольфа о его впечатлении от вечера в книжной лавке. Я помогала ему нарезать хлеб маленькими квадратиками для тартинок и насаживать на палочки кусочки ветчины и куриной печенки. Он устраивал у себя вечеринку с коктейлями.

— Почему нам было так важно воевать во Вьетнаме, а сейчас не хотим остановить силы зла в Боснии?

— Вьетнам становился коммунистическим.

— А что особо плохого в коммунизме? — спросила я.

В сущности, никто мне не ответил толком на этот вопрос. Тоска зеленая — вот все, что я узнала о коммунизме. Так же как никто не объяснил, что именно имели европейцы против евреев. Коммунисты казались мне не такими плохими, как сербы. Я хочу сказать, у них не было лагерей, где насиловали женщин. Мне теперь кажется, что ходячие ответы на все эти вопросы не так уж очевидны.

— Коммунисты убили намного больше людей, чем Гитлер, — жестко сказал под конец Клив. — Сталин уничтожил миллионы.

— Но Сталин давно умер, — заметила я.

Эдгар частично рассеял мое недоумение, когда выступал по радио. Его мысль состояла в том, чтобы сопротивляться деспотизму во всех его формах. Все деспоты похожи друг на друга, и яд деспотизма распространяется по всей планете. Сегодня это сербы. Я видела, что мне еще многое надо узнать об истории, и особенно о том, как она принимает такие зловещие обличья.

20

Волшебство любви — кто может описать его? Уверенность в том, что мы нашли существо, предназначенное нам самой природой, проливает вдруг яркий свет на всю жизнь, раскрывает ее тайны, придает неоценимое значение самым будничным обстоятельствам и бегущим часам, чьи подробности ускользают из памяти именно в силу их сладости.

«Адольф»

Я менялась, менялся мой состав крови, менялась энергетика, и все изменения были связаны с Эдгаром, хотя не знаю как. Частично это объясняется пробудившимся у меня интересом к политике. Наверное, при других обстоятельствах я заинтересовалась бы чем-нибудь иным. Может статься, если бы Эдгар был биржевым маклером, я получала бы удовольствие от бегающих по биржевым экранам цифр и названий и научилась бы разбираться в повышениях и падениях индекса Доу-Джонса.

За желанием сделать Эдгару хороший подарок стояло желание, чтобы обо мне думали как о сексапильной и щедрой женщине с утонченным вкусом. Чтобы обо мне думали, по мне скучали и чтобы никогда обо мне не забыли. Я много думала, наводила справки и решила подарить изделие из фаянса — Старый Невер, Руан или что-нибудь в этом роде. Я слышала, как миссис Пейс и Эдгар обсуждали свои коллекции, слышала, как Стюарт Барби восторгался посудой Рокси, когда приходил оценить «Святую Урсулу», поэтому стала расспрашивать его о торговцах и магазинах, где я могла бы найти что-нибудь не безумно дорогое. Разумеется, он знал одного торговца-антиквара на Блошином рынке, который специализируется на таких вещах.

Адрес был у меня в руках. Лавка некоего Стэла Г. Мартина имела солидный вид и была одним из постоянных заведений на рынке, где торгуют дорогими вещами. В витрине были выставлены превосходные вазы и блюда. Я переписала то, что значилось на дне супницы миссис Пейс, и сунула бумажку плотному лысеющему господину лет сорока со словами: «Je voudrais, je cherche, un cadeau»[70]. Он моментально перешел на английский, как обычно делают продавцы. Говор у него был английский, да и вид точно у преждевременно стареющего, износившегося джентльмена — такой бывает у тех, кто много курит и слишком увлекается мясом и сахаром.

— Понимаете, подарок для знакомого, у которого приличная коллекция фаянса, — сказала я. — Вот мне и хочется пополнить ее чем-нибудь интересным. — Он с сожалением посмотрел на меня, очевидно догадываясь, какой неожиданностью для меня окажутся цены.

— Это вещи дорогие. Такие дешево не купишь, — сказал он.

— Знаю, — пробормотала я. Знаю, что недешево, видно по тому, каким почтением люди окружают эти черепки.

Он внимательно изучил мою бумажку.

— Таких у меня сейчас нет. Но у меня есть приятель, который время от времени скупает подобные образцы у коллекционеров. Позвольте записать ваше имя... Вы американка?

— Да, американка. Мне нужно это быстро, к Рождеству.