Развод по-темному, или Попаданка познакомится с мужем (СИ)

Так говорил, можно сказать, отец – Алмартен Хант, генерал Хант, магиус Хант. Ученый, политик, воин. Как все это в нем совмещалось? Он фактически заменил Изверу отца, которого Извер не знал и знать не мог, поскольку родился уже после его трагической гибели на перевале Снэйк-Тонгу во время пограничного инцидента с Тармией. Никто не на кого коварно не напал, просто промышлявшие в этих местах контрабандисты, устроили свару, их засек остернский патруль, решил, что это тармийцы, началась свалка, затем и тармийцы подтянулись… В общем, потери были с обеих сторон. Никаких межгосударственных трагедий и последствий это не принесло, только личные.

Все, что Извер знал о своем отце, он знал от Алмартена Ханта, с которым с академических времен дружил отец. Еще был портрет в кабинете, больше похожем на музей, и витрина с наградами под почти вечным магически усиленным стеклом. Будто в королевском ювелирном доме, где по значимым для Его величества Остерна Тринадцатого датам все желающие могут лицезреть легендарный алмазный венец Первого короля.

– И как быть? Никогда не врать? – спросил тогда Извер у генерала Ханта.

– Никогда – это очень долго. Да и не выйдет. Ни у кого не выходит.

– Что делать, когда… увяз?

– Рубить, – ухмыльнулся Алмартен, касаясь рукояти меча.

Редко какой магиус носил оружие, но ему полагалось по должности, да и сам Хант, отойдя от науки, стал пристрастен к опасным игрушкам и предпочитал железо магии.

– Только руби аккуратно, мало ли чью голову заденет. Вдруг бы и свою или того, кто дорог.

Извер как раз решился закончить с игрой, которая началась, когда он, войдя на корабль, назвался именем Риза. Но притяжение работало и Извер продолжал врать, отчаянно ревнуя к себе самому под личиной друга, поскольку так и не понял, к кому из них тянется Эльзи, кто заставляет ее глаза вспыхивать, дыхание – замирать, сердце – биться, а тело – дрожать от прикосновений. И все так же мучительно гадал, было у них с Ризом что-то или мать соврала, а Риз как всегда не видит границ, когда шутит или упрямится, или обижен.

Они менялись вот так однажды. Внешнее сходство играло на руку, всего ничего разницы: немного другой оттенок глаз, чуть светлее волосы, резче линии скул, жестче подбородок. Манера одеваться и повадки у них были почти одинаковыми из-за долгого общения. Даже их голоса при небольшом усилии звучали схоже. Родителей провести не удалось, зато преподаватели и сокурсники обманулись и так и не поняли, что несколько дней приятели жили жизнью друг друга.

Риз это затеял и он же и прекратил, первым признав, что это дурная шутка. Впрочем, приближались экзамены и там схалтурить не вышло бы из-за разницы в возможностях. Извер знал, как разогнать тучи или пробить коридор в непроницаемой завесе шторма, но то, что Ризу давалось минимумом усилий, Извера во время пути до побережья Остерна выжало почти до капли. Все равно что воду решетом носить.

Из все утро промучился, зачем-то придумывая предлог, чтобы появиться в магазине, и раз уж сам решил прийти, не отправлял подарок. Зато Кор вдоволь назабавлялся, гоняя купленного полупрозрачного щегла по гостиной, пока разовый вестник не рассыпался блестками, исчерпав заложенный магический заряд.

Кор – вот кто легко мог выдать. Но странный характер птицы был известен многим, да и Риз частенько пользовался им, поскольку имел возможность приказывать. Точно так же, как Извер мог приказать вестнику Риза – странному созданию с голубовато-серыми перьями и рыжим хвостом, похожему на горихвостку, только крупнее, и с хищно изогнутым клювом. Фирe обычно пряталась и никогда не являлась без призыва. Это Кору всегда нужно было всеобщее внимание. Клоун, а не птица.

Дверь из кабинета была открыта, и Из видел гостиную и болтающегося на люстре ворона. Кор любил раскачиваться.

– Кор,фаде, эт пресенте.

Но ворон проигнорировал приказ исчезнуть прямо сейчас и в пику распушил перья, чтоб стать еще заметнее. Впрочем, не заметить висящего на покосившейся люстре крупную птицу, зацепившуюся за обод клювом и одной из лап, было нереально.

– Фигляр. Лучше бы за Эльзи приглядывал, чем болтаться без дела.

– Вы в то утро были будто не в себе, – Кор отлепил от люстры клюв, повиснув на одной лапе и громко и отчетливо заговорил смутно знакомым голосом. – А до того, как спать лечь, полдня проплакали. Я, честно, не хотела подслушивать, как вы с леди Даркести беседовали у нее в гостиной. Вернее, вы плакали, а она… Я просто проходила мимо и слышала про то, что на вашем месте она умерла бы от стыда…

Чем больше говорила птица, тем тревожнее сжималось сердце. Видно, такова человеческая природа – в первую очередь думается о дурном.

Мама… Эльзи… Мама… Зачем?

Когда это произошло? Не той ли ночью, когда Из почувствовал разверзшуюся пропасть под ногами? Или мать просто хотела, чтобы Эльзи уснула, а Эльзи сама выпила больше, чем нужно?.. Тогда зачем было давать столько? Стакана с парой капель было бы достаточно, а она принесла графин.