— Я переписал на тебя квартиру и машину, — кладет на стол передо мной стопки бумаг и две связки ключей. — И вот еще — на твое имя открыт счет в банке. Там лежит приличная сумма. Она твоя.
— Сомневаюсь, что в брачном договоре что-то было об этом, — хмыкаю я.
— Ебал я этот гребаный договор, Рита, — грубо выплевывает он. Сотрудница ЗАГСа ахает, а Громов кашляет в кулак, но Мирону все нипочем. — Ты не будешь скитаться по съемным хатам и ездить на маршрутках.
— Я именно так жила до тебя, забыл? — заглядываю в темень его глаз.
Его взгляд давит, накрывает плотным черным полотном и тянет в пучину. Я, как загипнотизированная, слежу за ним, ловлю каждый вздох, каждое движение. Мирон сжимает руку в кулак и с силой бьет им по столу:
— Позволь мне сделать хоть что-то хорошее для тебя. Пожалуйста.
— Я все равно не буду жить в твоей квартире, Мирон.
— Это другая квартира, я купил ее специально для тебя.
Первая мысль — послать его куда подальше и уйти с гордо поднятой головой. Ведь я говорила, что мне не нужно ничего от него, и, в принципе, ничего не поменялось. Но потом я все же решаюсь: протягиваю руку к документам и забираю дарственную на мою машину и квартиру.
— Спасибо, — толкаю ему по столу бумажку с данными по счету, — а вот этого не надо. У меня есть работа, и я сама смогу себя прокормить.
Епифанов перехватывает мою руку, сжимает ее:
— Возьми, прошу тебя! Я должен знать, что ты ни в чем не нуждаешься.
— Нет, — вырываю руку, твердо настаивая на своем, поднимаюсь, беру свои вещи и иду на выход.
Уже в коридоре меня ловит Мирон, обхватывает за плечи, прислоняет к стене и обдает горячим дыханием:
— Пообещай, что не забудешь меня?
Господи, как его можно забыть? Он стал моим первым мужчиной, первой и единственной любовью. Он стал моим всем.
Пока я подвисаю, мужчина пользуется случаем и целует меня. Со всей страстью впивается в мои губы и засасывает их, погружает язык мне в рот. Я замираю, снова выпадаю из реальности, только теперь по-другому.
Забываю о том, что отныне мы — бывшие. Бывшие муж и жена. Он враг, которого я должна ненавидеть за предательство и распад нашей семьи. Но я чувствую вселенскую тоску от понимания, что так, как было, не будет никогда.
Прощаюсь с ним. С нами. Навсегда.
Запоминаю его вкус и запах, впитываю в себя.
— Прощай, Мирон, — отстраняюсь и говорю ему хрипло вместо ответа на вопрос.
— Нет, Кудряха, — я не помню Мирона таким. Он нервно улыбается, кажется, что он на грани краха. Дергано проводит рукой по волосам и, отступая назад шаг за шагом, продолжает хрипло: — Пускай ты больше не моя жена, но ты моя. Была и есть. Запомни это.
Мой бывший муж уходит, а я чувствую, как внутри, будто лава, распространяется щемящая, жгучая, страшная боль. Она ждала своего звездного шанса, и вот он настал. Я думала, надеялась, что меня не заденет рикошетом, все же прошло больше двух недель.
Но ощущения такие, будто внутрь меня кто-то засунул кинжал и прямо сейчас безжалостно орудует там, не зная ни жалости, ни сострадания.
Боль, которая пряталась в углу, выходит на свет, возвышается мерзкой тенью надо мной и скалится в звериной ухмылке. Я сжимаюсь и еду вниз спиной по стене, пока не оказываюсь на корточках. Обхватываю голову руками и трясусь.
— Вот и я, — шипит Тьма надо мной. — Заждалась, вижу.
— Нет-нет, — бормочу бессвязно, но противный шепот уже проникает вглубь меня вместе с воздухом.
— Сказку себе придумала, поверила.
— Я справлюсь, я смогу, — бормочу себе в колени.
— Это мы еще посмотрим.
Глава 7. Новая жизнь
— Какой-то неправильный у тебя отпуск был, Ритусь, — сетует Лена Владимировна, цокает языком и недовольно качает головой.
Я сижу у нее в кабинете и смотрю на чай, к которому не могу притронуться. Моя начальница лишь на пару лет старше меня, поэтому мы позволяем себе неформальное общение и обращение друг к другу.
— Уж какой есть, Лен Владимировна, — устало пожимаю плечами и снова заглядываю в чашку, будто там может найтись решение.
— Уходила в отпуск одним человеком, вернулась совсем другим. Кости торчат, на голове бум. Что у тебя случилось?
— Я с мужем развелась.
Директор детского сада отпивает чай и тут же начинает кашлять.
— В смысле? Когда успели-то? — спрашивает хрипло. — У вас вроде все нормально было.
Тем же тоном, не отрывая взгляда от темной жидкости, отвечаю:
— Было нормально, стало ненормально.
— Как так получилось, Рит?
Поднимаю взгляд на начальницу и вижу в ее глазах то самое — жалость. Морщусь, к горлу подступает мерзкий ком. Не хочу, чтобы меня жалели.
— Жизнь случилась, Лена Владимировна.
— Почему развелись?
— Непримиримые разногласия.
— А поподробнее?
— А поподробнее не будет.
— Ладно, — на удивление быстро отступает начальница. — Иди работай.
Киваю. Спасибо за разрешение.
Она отпускает меня, и, когда я уже в дверях, мне в спину летит:
— Рит, я же по образованию тоже психолог, как и ты. Если понадобится моя помощь — буду рада помочь, по-дружески. Развод — жутко неприятная штука. Но не смертельная. Не закрывайся только.