Развод. Ты меня предал (СИ)

Барон прижимает уши и опять рычит. Юрий Матвеевич в люлюке крякает и улыбается, пуская слюни.

— А ты, значит, одобряешь все это? — Пастуз удивленно вскидывает бровь. — Но не с тем связались…

Лезет за пазуху и выуживает из-под пиджака сушеную голову утки на кривой шее.

— Я невероятно предусмотрителен.

Барон замолкает, навострив уши. Облизывается.

— Держи, — Пастух протягивает лакомство. — Я им всем провонял.

Барон тянет носом воздух и переводит на Матвея взгляд, пуская слюни.

— Ты гляди-ка, — Пастух хмурится. — А его не так просто подкупить, — смотрит на Матвея, — и чего ты стоишь и молчишь? Скажи ему, что я свой.

— Можно, — Матвей самодовольно хмыкает, и барон выхватывает утиную голову у Пастуха.

Ворчит и убегает из детской. Я протягиваю Пастуху влажные салфетки, которыми он тщательно вытирает руки, разглядывая Юрия Матвеевича:

— Нас прервали. Так вот, — отдает мне использованные салфетки, — я пришел, чтобы выразить надежду на нашу дружбу.

Юрий Матвеевич неожиданно серьезно хмурится.

— Юрам надо дружить, — Пастух расплывается в новой улыбке. — Нас так мало, но… мы в тельняшках. Прошу меня извинить.

Отворачивается и медленно выдыхает, глядя на меня с отчаянием:

— Так бы и затискал. Так бы и засюсюкал. Ты зачем его таким сладеньким родила?

Юрий Матвеевич недовольно ворчит и причмокивает.

— Совести у тебя никакой, Ада, — шепчет Пастух, а я в ответ вскидываю бровь. — Я едва держу себя в руках. Мне не пристало терять лицо. Может, вы выйдете и оставите нас наедине.

— Нет, — Матвей покачивается в кресле-качалке.

У него мешки под глазами, а сам он в халате и пижаме. Всю ночь не спал. Сынок решил сегодня особенно громко скандалить.

— Ладно, — Пастух уверенно разворачивается к люльке. — Я собран и спокоен. Нет… — тут же тянет он. — Я совсем не собран.

Напрягаюсь, когда он тянет руки к Юрию Матвеевичу, но он умело берет его на руки, будто у самого было куча детей.

— Выдыхай, Ада, — он улыбается в лицо нашего сына, — я знаю, что делаю. Ну, привет.

Юрий Матвеевич агукает в ответ и зевает, сонно прищурившись.

— Сон приходит на порог, — тянет шепотом Пастух, вглядываясь в его личико, — сладко, сладко спи…

В комнату просачивается любопытная Лиля. На цыпочках обходит Пастуха, вытаскивает из кармана смартфон и бесшумно отступает в сторону. Касается экрана, наводит камеру на нанего гостя, который качает Юрия Матвеевича и поет колыбельную, не замечая ничего вокруг.

Затем она также тенью крадется к двери. Оглядывается на Матвея и округляет глаза. А тот под колыбельную вырубился.

Она и его фотографирует. улыбается, подмигивает мне и выходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Пастух укладывает спящего Юрия Матвеевича в кроватку, улыбается и я задерживаю дыхание.

Я вижу в нем сейчас не толстого бандюгана, который может закопать человека в лесу живьем, а человека, который любит детей.

— Копия отца, — хмыкает он. — Может, только носик мамин, — щурится, — нет. И нос папин.

— Это даже обидно, — шепчу я.

— Ладно, — подходит к Матвею, который дрыхнет в кресле-качалке, — пусть будут уши твоими.

Подхватывает плет с пушистого ковра и накидывает на Матвея, который что-то бормочет сквозь сон.

— Я тебя пока тиранить не буду, — Пастух прячет руки в карманы брюк. — Ты ж сейчас должен с головой уйти в подгузники и сопли. Это же особое время.

Стоит около минуты над спящим Матвеем и шепчет:

— Тебе офигеть как повезло, что у тебя есть я.

Матвей с мычанием кривится и приоткрывает один глаз:

— Ты еще тут? — кутается в плед.

— Вот же рожа бессовестная.

— Еще какая, — Матвей закрывает глаза и отворачивается. Молчит и вздыхает, — да, мне повезло, но ты об этом особо не распространяйся, а то поползут слухи, что мы друзья.

— Мне не друг нужен, а хороший юрист.

— Да, — Матвей зевает, — с этим сейчас напряженка. Друзей можно хоть сотню найти, а вот одного толкового специалиста…

— Слушай, ну ты мне выделишь несколько часов в неделю, а?

— Ну не знаю…

Пастух оглядывается на меня и ждет поддержки:

— Ада, давай, подключайся. Или я с вами тут дружбу устрою. Либо у меня есть юрист, либо друг.

— Несколько часов в неделю, но ночами с твоими сделками сидят его подчиненные. С него контроль, — деловито скрещиваю руки на груди.

— Слышал жену?

— Это и в моих интересах, — пожимаю плечами. — Ему нельзя терять нюх.

— Вот, — соглашается Пастух, глядя на Матвея. — Жена-то у тебя не дура. А еще с тебя должок. Я вам дом нашел. И крутой, надо сказать, дом.

— Она вообще у меня большая умница, — сонно отзывается Матвей, и уже в следующую секунду посапывает.

Пастух выходит, и торопливо за ним семеню. В коридоре нагоняю и шепчу:

— Спасибо тебе. За все.

Он оглядывается и улыбается:

— Пожалуйста, — продолжает путь и у лестницы вновь оборочивается, — и пусть Лиля фотографию мне тоже пришлет.

***

— Дрыхнут, — Лиля сует мне под нос смартфон, а на нем фотография, которая запечатлела спящих на одной кровати Матвей, Юрченю и Барона. — Опять дрыхнут.

Кусаю морковку и громко ей похрустываю, разглядывая снимок. Он вышел теплым и уютным. Лиле удалось схватить тень послеобеденного сна, который пронизан любовью и усталостью.