— Но этого не будет, — выдыхает в губы, вглядываясь в глаза. — Ты права, я не хочу, чтобы ты меня ненавидела. Это слишком просто, Ада, — пробегает пальцами по лицу. — Я все равно останусь мужем, пусть и бывшим. За этим словосочетанием “бывший муж” останется наша история, наш первый раз, наши ночи, в которых я массировал твои ноги во время беременности. И ты к ним будешь возвращаться раз за разом. И в этих воспоминаниях я буду рядом с тобой, как и ты со мной. Развод не сотрет нам память, Ада.
Глотку схватывает спазм боли слез. Он прав.
— Воспоминания имеют свойства тускнеть, — выдыхаю я.
— Где-то за горизонтом, — шепчет Матвей мне на ухо, — меня ждешь ты…
Я задыхаюсь и, кажется, чувствую запах костра в ночи и вижу искры, что летят от всполохов огня. Пальцы Матвея перебирают струны гитары, в голосе пробивается бархатная хрипотца, а кутаюсь в его куртку. Утыкаюсь носом в ворот, вдыхаю терпкий запах парфюма и поглаживаю шершавую кору бревна, на котором сижу.
Через несколько строчек тихой песни Матвей положит гитару, решительно притянет к себе и поцелует. В первый раз и впервые я почувствую густое, жаркое желание к мужчине.
— Я в твоей голове, Ада, — губы Матвея почти касаются моего уха. — Я твой личной демон.
— Самодовольный индюк! — толкаю его в грудь.
— Мне надо вернуться за телефоном, — обходит перевернутый стол, перешагивает через стеллаж и забросанные папки и у двери оглядывается. — И я напишу тебе, когда назначу встречу.
— Ты разбил мой телефон, истеричка, — едва слышно отзываюсь я.
— На домашний позвоню, — пожимает плечами. — Или Лиле. И не злись на нее, — ухмыляется, — хотя… у меня тогда будет больше шансов быть хорошим папочкой, который спрячет ее под крылышко от плохой мамочки, — подмигивает с усмешкой и выходит, бесшумно прикрыв за собой дверь.
— У меня все будет хорошо! — выскакиваю за ним. — У нас с Лилей все будет хорошо! И ты не станешь тем, по кому я всю жизнь буду тосковать!
Оглядывается:
— Я был хорошим мужем, хорошим любовником, хорошим отцом, — щурится. — Есть по чему тосковать, Ада. Ты со мной стала женщиной и матерью. Твоя юность принадлежит мне. Многого тебе больше не испытать.
— Испытаю другое. На тебе моя жизнь не закончится, — шумно выдыхаю и поджимаю губы.
— Посмотрим, — разминает шею и спускается по лестнице. — Мне нравится твоя самоуверенность.
Глава 24. Неожиданно
— Неожиданно, — говорит Тимур и нервно приглаживает галстук.
Так странно. Я его помню другим. Тощим, шебутным и громким, а сейчас раскабанел и в черных коротких волосах пробилась редкая седина.
— Мне тут обязательно находится? — шипит Лиля маленькой злой змеей.
— Обязательно, — отвечаю я. — Выскажешь свои пожелания.
— Ребят, вы серьезно? — Тимур переводит взгляд с меня на Матвея. — Какой к черту развод?
— Самый обычный, — поправляю ворот блузки.
— Нет, я сегодня точно нажрусь, — Тимур медленно моргает.
— Никаких материальных претензий к Матвею я не имею.
— Началось, — Матвей закатывает глаза.
— А я имею, — Лиля скрещивает руки на груди. — Дом наш. Я не хочу менять школу.
— Значит, мы еще пропишем, что его содержание на мне, — Матвей ослабляет галстук.
— Нет, вы издеваетесь.
— И я настаиваю на совместной опеке, — глухо говорит Матвей.
Лиля в ответ кривится:
— Жить я буду с мамой, а ты плати алименты и радуйся жизни.
— Ты моя дочь, Лиля.
— Только не жопся на алименты, — она в ответ с издевкой вглядывается в его глаза и цедит сквозь зубы, — чтобы мне на кроссовочки хватило.
— Лиля, — шепчу я.
— И на туфли маме, — добавляет Лиля. — Мне кроссовки, ей туфли. И еще ты платишь за школу, ведь ее ты выбрал. И, так уж быть, откроешь счет лично для меня. На образование там, на квартирку.
— Лиля…
— Что? — вскидывается она. — Это его обязанность! Не обеднеет!
— Дети, — вздыхает Матвей, глядя на Тимура, который нервно щелкает ручкой. — У тебя самого есть?
— Мои еще мелкие для таких разговоров. Один соску сосет, второй погремушку грызет.
— Они быстро растут.
— Это точно, — Тимур вздыхает и переводит мягкий и приветливый взгляд. — Лиля, я понимаю, что ты сейчас злишься, но твои родители останутся твоими мамой и папой. И твой отец имеет полное право участвовать в твоем воспитании. Да, твое мнение насчет того, с кем ты хочешь жить, будет учитываться в суде, но…
— Да поняла я, — Лиля передергивает плечами. — Никто ему не запретит играть папулю и права качать.
— Не права качать, а быть и участвовать в твоей жизни, — мрачно отзывается Матвей.
Смотрят друг другу в глаза. Упрямые, злые и непримиримые.
— Вот и будешь материально участвовать в моей жизни. И у меня не будет никаких обид.
Врет. Не деньги ей нужны. Она лишь хочет покусать Матвея да побольнее, чтобы ей самой хоть чуточку стало легче.
— Я люблю тебя, Лиля, — тихо отвечает Матвей и вглядывается в ее глаза.
— Отстань, — скрещивает руки на груди и отворачивается.
А губы дрожат. В глазах — слезы. Поджимает губы и медленно выдыхает, сдерживая в себе истерику.
— Притязаний на бизнес Матвея у меня тоже нет, — смотрю на Тимура, который опять щелкает ручкой. — И на нашем семейном счете, наверное, лишь процентов десять моих.