Развод. Ты меня предал (СИ)

— Я пойду…

Я с трудом встаю на ватные ноги. Меня шатает, и сглатываю кислую слюну. Плетусь к двери и прикладываю дрожащую ладонь ко лбу.

— А знаете… Я могу вас отвести к вашей подруге.

Оглядываюсь и шепчу:

— Да пусть эта мразь горит в аду.

Я выхожу в коридор, приваливаюсь без сил к стене. Как же сейчас Матвею, если мне самой хочется забиться в темный уголок и съежиться там в комочек.

И на что бы еще могла пойти Ия, если бы за спиной Матвея не стоял Юра? В своем безумии она могла бы пойти и дальше.

Нет, я не хочу об этом думать, потому что мне страшно.

В кармане вибрирует телефон. Звонит риелтор. Говорит, что есть несколько квартир и назначает встречу, на которую я соглашаюсь.

Жизнь идет своим чередом.

Я еще минуту стою и прижимаю к уху телефон, который молчит. Делаю несколько вдохов и выдохов, отталкиваюсь от стены и шагаю к лестнице.

У нас все будет хорошо.

Глава 44. На солененькое не тянет?

— И с чего это ты вдруг решила переехать? — задает вопрос Матвей.

Мужики иногда, как любопытные коты. Он все-таки сунулся в нашу с Лилей новую квартиру.

Я ему скинула адрес, куда надо везти дочу, и он не сдержался. Вместе с Лилей поднялся и теперь с подозрением осматривает небольшую кухню.

— Не хочу быть в том доме, — вытаскиваю свою любимую вазу, разглядываю веточки и цветочки на круглых боках. — И я это я тебе должна спрашивать, с чего это ты вдруг решил обрадовать меня своим присутствием?

— Мам! — раздается голос из глубины квартиры. — Давай меняться комнатами? А? Мне твоя больше нравится! Хотя… Подожди! Я еще подумаю!

Мне повезло. Мне попался хороший риелтор. Конечно, комиссию за срочность содрал приличную, но после того, как я подписала с хозяевами все документы, помог найти грузчиков.

— А с домом что? — спрашивает Матвей.

— Я выставлю его на продажу, — отставляю вазу и опять лезу в коробку за заварочным чайником. — С риелтором уже договорилась. Выставлю ниже рыночной стоимости, чтобы его быстро купили. Или ты против? — перевожу на него взгляд.

Я хочу его обнять и дать понять, что я рядом, но сейчас я должна действовать тонко и без навязывания своего неравнодушия и участия.

— Да и мы вроде как-то раз обсуждали, что однажды этот дом надо продать, — пожимаю плечами. — Вот, время пришло.

— Мам, я передумала! Я оставляю себе свою комнату!

— Я так понимаю, ты откладываешь вопрос развода? — Матвей вскидывает бровь.

— Если тебе так надо, то ты дергай лапками, — мило улыбаюсь. — Не скажу, что у меня есть сейчас время и желание таскаться по судам, но тебе будет чем заняться в отпуске.

— Я тебя не понимаю.

— Не надо меня понимать, — отставляю чайник. — Легкой жизни захотел? Нет, — скрещиваю руки на груди. — Это ты меня замуж потащил в восемнадцать лет. Вот теперь попробуй вытащить.

— Да ты издеваешься, — усмехается он. — Чего ты от меня добиваешься?

— Ничего. Мне развод не нужен. Если тебе нужен, то займись им.

— Да мы ведь все подготовили! Все обговорили! — повышает голос. — С чего ты полезла в бутылку?

— Вот такая я загадочная женщина! — тоже повышаю голос. — Непостоянная! Эмоциональная! Придурочная! У меня, может, тоже кризис начался! Тебе, что, одному только можно? И если ты не собираешься мне помочь с коробками и вещами, то можешь идти!

У Матвея лицо вытягивается. Он ни черта не понимает. Он уже прыгнул в пропасть, решил разбиться, а, гадина, такая схватила его за шкирку и не даю встретиться с острыми скалами отчаяния и одиночества.

Никакого ему одиночества и тоски.

— И тебе не кажется, что у тебя отпуск затянулся? — приподнимаю бровь.

— Что?

— Ты хоть изредка появляешься в фирме?

— А тебе какое дело?

— Они там все просрут без тебя. Или у тебя такой план?

— Слушай, тебе бы о своей работе беспокоиться.

— А у меня все чики-пуки, — с вызовом улыбаюсь. — Да и я всего лишь учитель, и у меня нет в подчинении ребят, за которыми надо следить постоянно. Тут уволят, пойду в другую школу.

— Если все просрут, пойду грузчиком.

— Возраст не тот, мой милый, — хмыкаю я. — И уж извини, у тебя дочь, которую тебе еще учить и поднимать на ноги. И ты ей купил кроссовки, которые обещал?

— Да твою ж дивизию, — Матвей сжимает переносицу, и сейчас в нем нет той обреченной меланхолии. — Ада, ты решила мне мозг поковырять?

— Эти кроссовки — показатель того, к какому уровню жизни привыкла наша дочь, — тихо и возмущенно продолжаю я. — И я со своей зарплаты не смогу позволить эти кроссовки. Я не знаю, может, там подошва из золота, а шнурки из волос единорога…

— А мне не нужны уже кроссовки, — раздается тихий голосок Лили.

— Нужны, — сердито вглядываюсь в глаза Матвея, — и обещания надо выполнять, а то в следующий раз будем требовать расписку с нашего папочки.

— Да ладно тебе, мам… — на кухню просачивается Лиля.

— Где их можно купить? — цедит сквозь зубы Матвей, не отводя от меня взгляда.

— Лиля, — строго говорю я.

— Мам…

— Скажи папе адрес и размер ноги, а то он у нас такую информацию не задерживает в голове, — тихо отвечаю я.

— Тридцать третий, — говорит Матвей.

— Тридцать пятый, — Лиля слабо улыбается. — А у мамы тридцать восьмой.