Развод. Ты не уйдешь (СИ)

— Замки новые я уже сменил, оба. Вот ключи.

Взяв мою ладонь, Глеб вкладывает в нее ключи и сжимает пальцами.

— Поехали домой, Оля? Тебе нечего бояться. Я буду рядом.

Муж смотрит в глаза, взгляд проникновенный. Чувствую, что переживает за меня.

Не понимаю, как в нем уживается и бессовестная жестокость, и трогательная забота обо мне, даже любовь.

— Оль… — набирает полные легкие воздуха. — Я вел себя не лучшим образом. Подкосило меня смертью отца. Знаю, что виноват. Навалилось всего… Давай не будем ссориться? Домой надо, Оль. Ты же знаешь, где наш с тобой дом. Наша семья…

Вытираю слезинки. Глеб обнимает меня, осторожно гладит по волосам, целует в скулу.

— Олька, соскучился. Ты даже не представляешь, как без тебя тошно. Без тебя, без детей… Поехали, а? Мы отлично заживем. Лучше прежнего.

Я осторожно освобождаюсь из его объятий. Сердце разрывается на куски от боли.

— А как мне забыть все, что ты сказал? Что я скучная, что во мне нет огня? Что нет смысла жить правильную жизнь… И следом заявилась эта… твоя… — глотаю слова. — Как мне забыть то, что ты меня едва не изнасиловал, Глеб? А какие слова говорил… Угрозами разбрасывался. Это твой рецепт счастья?

— Оль.

Лицо мужа мрачнеет.

— Знаю, я перегнул и перебрал. Больше не будет. И ты ошибаешься насчет отношений между мной и Марией.

— Что, и машину ты ей не покупал? — усмехаюсь. — Таня вас видела… — отмахиваюсь рукой. — Хватит, Глеб. С меня довольно. Я не вернусь домой. Мой дом теперь — у мамы.

— Дай объясниться, Оль… — Глеб дышит через раз. — Скоро все закончится, и мы поговорим. Откровенно. Слышишь? Ты… Ты не о том думаешь, Оля! Не о том! — сердится.

— Я не слепая, Глеб. И не тупая. Вопреки твоему мнению, наверное… — усмехаюсь.

— Когда я тебя тупой называл? Хоть раз глупой назвал?

— Нет, но подумал. Наверное, ты так думал. Я согласилась сидеть дома, и ты автоматически причислил меня ко всем глупым домашним квочкам. Только это не так. Я не пропаду… Нашла клиентов и хочу восстановиться на работе.

— Оля, тебе это ни к чему. Дай мне немного времени. Все объясню! Клянусь… Мне нужно немного времени. Для маневра. Две недели дай, — требует. — Отец завещание оставил. Скоро нотариус объявит о дате и месте открытия завещания… Дай уладить, потом все объясню, клянусь!

— Не знаю, чего ты ждешь от завещания, и что оно изменит. Между нами это что-то изменит?! Изменит того, как ты угрожал мне детей отобрать и выставить бог знает кем…

— А как мне на тебя еще повлиять? — ругается шепотом. — Как?! Ты рогом уперлась и ничего слышать не хочешь! Про развод твердишь.

— Потому что хватит. Хватит вытирать об меня ноги. Я еду к маме. С детьми…

Разворачиваюсь.

Глеб хватает меня за руку и не дает уйти, дергает на себя.

— Я же прошу. Давай глаза закроем, закроем на косяки друг друга, а? Что тебе стоит?!

Вырываю руку. Обстановка между нами накаляется.

— Давай не будем при детях ругаться? Смотри, как они притихли. Все понимают, Глеб.

— Давай не будем…

На его скулах ходят желваки.

— Не ругаться, значит, да? Но на глупом расставании ты настаиваешь? — глаза снова темнеют. — Оль, я же тебе шанс даю. Заново все начать.

— Мне шанс даешь?! Обалдеть…

— Да, тебе. Тебе!

Глеб дышит с трудом, а потом, грязно выматерившись, ныряет рукой в карман и достает телефон.

— Считаешь меня ублюдком, а себя — святошей?! Что ты скажешь насчет этого, а?! Ты с моим отцом по ресторанам каталась… Вас видели!

Перед моим лицом Глеб листает фото.

— Откуда у тебя эти фото? Ты за нами следил?

— За вами… — плюется. — Я не следил. Добрые люди подсказали, что ты с моим папашей…

Глава 19

Она

— Добрые люди подсказали, что ты с моим папашей ***! — добавляет грязный мат.

Возмущение и разочарование в этому мужчине достигает пика.

Я хлопаю Глеба по щеке.

Неожиданно сильно получается, даже пальцы заныли.

Глеб бледнеет, на его лице остается след моих пальцев. Он делает яростный шаг в мою сторону, встряхивает меня сильно-сильно.

— Глеб! — кричит мама. — Глеб, ты что творишь?! Одумайся!

— Мааама! — ревет Ваня.

Тамара стоит, бледная и испуганная, смотрит на мужа с ужасом…

— Видишь, что ты натворил? — шиплю ему. — Убери телефон, дурак! Боже… Какой ты дурак, этому есть простое объяснение!

— Какое же?!

— Я сейчас успокою детей, а потом… — в груди не хватает воздуха. — Потом ты сам все увидишь и… Навсегда, слышишь?!

Тычу пальцем ему в грудь.

— Потом ты… на-всег-да… оставишь меня в покое!

***

Глеб стоит злой, побледневший и растерянный. Я успокаиваю детей, вполголоса спорю с мамой, которая не хочет меня отпускать одну. Она хватается за мою руку, говорит со слезами:

— Олечка, не езжай с ним! Совсем берега попутал!

— Мама, все хорошо будет. Правда!

Мама вытирает слезинки бумажным платочком, ее на части разрывает противоречиями. Я на своем упорно стою, зная, что надо поставить точку и заткнуть поток грязных подозрений в мой адрес.

— Мама, возьми себя в руки. Ты мне очень-очень поможешь, если за детьми проследишь.

Взгляд мамы становится напряженным, когда она смотрит мне за спину.

Понимаю, что там — Глеб.

— Все будет хорошо. Давайте я вас отвезу, — предлагает глухо.