— Мы объездили несколько ресторанов и загородных комплексов. Втайне от тебя, да. В следующем году тебе исполняется сорок, Глеб. Папа знал, что ты не будешь праздновать сорокалетний юбилей. Плюс ко всему, он сильно сдал в последние дни и не надеялся, что дотянет до этой даты. Поэтому он хотел отметить твой тридцать девятый день рождения с размахом. Мы готовили для тебя сюрприз. С днем рождения, Глеб. Всего тебе самого-самого. Будь счастлив, — бросаю ему и выхожу из банкетного зала ресторана.
Глава 20
Ольга
Глеб не находит себе места. На муже , в прямом смысле этого слова, лица нет. Едем обратно, я чувствую странную смесь облегчения и боли. Сложно принять мысль, что у нас ничего не вышло, что брак распадается. Вернее, от него уже ничего не осталось.
Одни руины.
— Поговори со мной. Оль. Не молчи. Поговори!
В голосе мужа звенят просящие, умоляющие нотки. Отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Только надсадно зудит, мешает забыться.
Усталость наваливается разом, хочется отдохнуть. Слабость никуда не делась, мне ещё только предстоит восстановить здоровье и набраться сил.
— Оля, я виноват. Прости. Скажи хоть что-нибудь!
— У отца на могиле прощения проси. Не у меня. Как только ты сквозь землю не провалился от таких мерзких мыслей! Смотреть на тебя невозможно!
— Ты не понимаешь! — хрипит в ответ. — Думаешь, я сразу анонимным фото поверил? Нет! Мне и до этого приятель сказал, что видел отца моего с темноволосой девушкой, которая ему в дочери гордилась. Сидел и миловался с ней, старый! И только потом… эти фото. И я начал приглядываться, я…
— Вместо того, чтобы прямо спросить, ты решил свои подозрения лелеять. Нашёл для себя весомое оправдание, чтобы пойти налево! Наверное, побежал, задрав хвост трубой.
— Нет.
Глеб крепко сжимает руль, смотрит прямо перед собой. Челюсти сжаты, взгляд безумный.
Внезапно он резко перестраивается в крайний правый ряд и тормозит.
Смотрю на него с опасение и страхом. Глеб выглядит так, словно сошел с ума! Он, пошатываясь из стороны в сторону, словно пьяный, бредет к обочине и падает. Падает, как подкошенный, издав громкий, нечеловеческий крик.
Больше всего это похоже на вой раненого зверя.
У меня кровь в жилах стынет. Волосы на затылке приподнимаются.
Боль, страдание, утрата…
Ураган чувств в этом крики отзывается во мне тупой болью.
Грудь ноет.
Дышу с трудом, глотая слезы.
Я даже не могу представить, в каком аду варится Глеб последнее время. Сомневаться в любимых всегда тяжело. Глеб любил отца и меня… тоже любил.
Невероятно больно сомневаться в двух самых близких людях и подозревать между ними тайную, грязную интрижку…
Теперь мне ясны все его усмешки, злость и негатив, почти ненависть!
Сейчас он понял, как заблуждался. Должно быть, сейчас его рвут на части вина и стыд.
Ему больно…
Любовь заставляет меня чувствовать боль мужа так, словно она моя, собственная.
Если бы не было еще одного грязного штрихи в этой истории, я бы сейчас вышла и села рядом с мужем. На холодную, еще промерзшую землю.
Обняла.
Глеб бы начал ругаться и не позволил мне сидеть на холодной земле. Мы бы обнялись крепко-крепко и просто сжимали друг друга в объятиях, пока не обессилели руки.
Но ничего из этого я делать не стану.
Больно…
Пусть болит, со временем станет легче.
Есть черта, за которой больше нет возврата к прежнему.
Больше нет.
***
— Поживи пока у мамы… Думаю, так будет лучше для всех. Напишешь, какие вещи привезти надо.
Голос Глеба звучит глухо. Он сидит, сгорбившись, с потухшим взглядом. Не человек, просто сухая оболочка без признаков жизни.
Я даже не стала благодарить, что подвез. Молча покидаю салон машины, тянусь к двери, чтобы закрыть.
Но в последний момент замираю.
— Глеб.
Он не отзывается.
Зову погромче.
— Глеб!
Он отрывает взгляд, смотрит на меня с некоторым удивлением. Словно не ожидал, что я захочу с ним говорить.
— Вызови такси, тебе не стоит управлять автомобилем в таком состоянии.
— Все хорошо, Оль. Со мной ничего не будет. Я живучая… тварь.
***
Мама очень ждала моего возвращения. Судя по выражению ее лица, она готова засыпать меня вопросами. Но я пока не готова делиться с ней, она начнет охать-ахать, клясть Глеба, а меня уже мутит. Причем, довольно сильно.
Даже поесть не получается, тошнота не позволяет.
— Мам, я прилягу, наверное. Отдохну. Совсем плохо что-то, морозить начало.
— Только простудиться тебе еще не хватало! — тревожится мама.
Дети тянутся ко мне, я обнимаю их слабыми руками, жаль, что мне сейчас так плохо, иначе бы я с удовольствием провела с ними время. Детям нужны родители. Но отец, мягко говоря, не в состоянии, и я, как назло, тоже не в самой лучшей форме.
Сквозь сон слышу голоса. Мама разговаривает с кем-то, просыпаюсь, прислушиваюсь. Потихоньку крадусь из маминой спальни. Судя по звукам, Ваня плещется в ванной и заливает водой визжащую от хохота Тамару. Иногда нам всем нужно забыться, вот и Тамара не всегда вредничает. Сейчас она охотно играет с братишкой, который намного младше.
Замираю за углом, прислушиваясь.