Разводы (сборник)

Люба повадилась иронизировать. Чуть что – отправляла Ваню к Светке. Говорила, вот там настоящая любовь!

Сама в присутствии режиссёра ходила легко, охотно смеялась, обижалась сама не знала на что, вдруг переходила на «вы».

Характер влюблённой, вредной аристократки оказался её собственным характером. Каждый раз после репетиции она спрашивала:

– Ну как, Иван Сергеевич, хорошо я СЫГРАЛА?

Ваня кивал, избегая вдаваться в психологию.

Сцена за сценой, добрались до финала. Прощание Теодоро и Дианы репетировали при переаншлагах. Народ сидел на подоконниках и на полу.

Люба говорила свой текст в гулкой тишине, зрители ловили каждое слово. Всех болтунов публика заранее выпинывала.

Диалог начинался с ехидными интонациями, знакомыми всем, кто пострадал от Любиной красоты.

– Я не виноват. Просто мы разные. Ты графиня. Я – простой секретарь, – говорил Теодоро. Ему никто не верил. Явно же дурит голову девчонке. Диана отвечала:

– Будь проклята эта родовая честь. Она сгубила моё счастье.

– Ты плачешь?

– Вот ещё.

– Тогда я тоже не плачу.

– Я даже не скучаю.

– Вот и спасибо. Я рад, что мы расстаёмся.

– Ну тогда не всхлипывай.

– У меня просто это, как там её.

– Насморк?

– Аллергия на твоё фамильное дерево. Оно сейчас как раз цветёт.

Люба прятала лицо, рылась в сундуке, скрывала эмоции. Зрителям мерещились настоящие слёзы.

– Я собрала тёплые вещи в дорогу.

– Я же еду в Испанию.

– Вообще-то я старалась.

– Прости. Я еду в горную Испанию, там вечный колотун.

Потом они не выдерживали, бросались в объятия, целовались. Потом Ваня резко уходил как бы в закат. Зал вскакивал, кричал «браво». Срывался в аплодисменты. Зритель остро обожал Любу и почти любил Ваню.

– Везёт же идиотам, – говорили про Ваню. Никто не думал раньше, что в мире есть профессия, позволяющая щупать самых красивых девок.

Даже сцена свадьбы не имела такого успеха. Там просто прошлись с довольными минами туда-сюда. И всё.

Актёры не превратились в итальянцев. Выходил явный тракторист, называл себя маркизом. Ровным голосом, с лицом абсолютно бесстрастным, говорил слова любви. В оригинальной пьесе в этом месте был монолог такой витиеватый, что артист не понимал в нём ни слова. Ваня переписал текст на понятный язык, сохранив главную мысль. Вышло вот что:

– Графиня! Я не могу вас не любить. Вы – лучшая женщина Неаполя. У меня лишь один вопрос, есть ли в Неаполе мужчины лучше меня?

Из зала кричали:

– Молоток, Коля!

– Жги ещё!

Какой-то мужик имитировал женский голос:

– Коля, выбери меня!

Ваня выбросил из пьесы слуг. Маркизы и графы стали разговаривать сами с собой. Никому до них не было дела. Источником новостей оставались отношения главной пары.

– Любка сбрендила, чуть не кидается на этого пентюха, – говорили бабы во вторник.

– Сегодня оба какие-то хмурые, поцапались, наверное, – отмечали в четверг.

Как чума в мешках венецианских торговцев, в коробках с декорациями в Мстёры проникли порок и распущенность. После каждой репетиции Ваня увозил главную актрису в темноту. Он специально пригнал из Москвы машину. Ничего такого в машине не происходило. Ни поцелуев, ни даже долгих разговоров о важном. Только неясные синие искры и маленькие молнии. Из них обязательно что-нибудь бы вспыхнуло. Если бы не её папаша.

* * *

Однажды Ване позвонили. Мужской голос предложил встретиться. Ваня ответил игриво, но честно: с незнакомыми мужчинами он не встречается.

– Я отец Любы, – сказали в трубке.

– Очень приятно. Сейчас я посмотрю в расписании, когда я могу.

– Ты можешь сегодня, в четыре.

Разговор закончился. Ваня побежал к Бондареву.

– Представляете, мне звонил мэр Александровки!

– Это плохо. Это очень плохо. Что хотел?

– Не сказал. Тоже театр хочет, наверное. Построить свой. Или наш развалить.

Олег Борисович разволновался. Ваня сказал:

– Да не расстраивайтесь. Разумеется, я никуда не пойду!

– Надо идти. К Алексееву нельзя не ходить.

Ваня фыркнул:

– Вот ещё.

– И лучше не опаздывать.

– А то что, суп остынет? Отцовское благословение прокиснет?

– Тебе надо пойти к нему и постараться выжить.

Олег Борисович рассказал кое-что из жизни провинции. Любочка была дочкой мафии. Это сейчас фермеры выезжают в поле без оружия. А десять лет назад тут скакали феодальные армии на американских джипах. Крестьяне находили в лесах пустые обоймы, гильзы, а иногда и несчастную чью-нибудь конечность. Все были равны, но господин Алексеев стал постепенно чуть более равным. И не упустил преимущества. Теперь он остепенился и даже прочёл в школе лекцию о недопустимости ножей в учебном процессе. До сих пор, если господин Алексеев приглашает к себе, отказывать не принято. У такого человека пустяков не бывает.

Ровно в четыре часа Ваня подошёл к дому, похожему на торт. Его ждали. Калитка сама открылась, голос из селектора велел пройти на задний двор.

«Там меня и закопают. Как Бурёнку, под яблоней»…

На табуреточке сидело чудовище. Затылочный бугор и надбровные дуги говорили, что часть неандертальцев всё же выжила.

– Здравствуйте, я Ваня. Вы мне звонили.