Разыграть чувства

Поведала ей как в первый раз увидела обожженное тело лейтенанта Когинса, как потом вместе с настоятельницей монастыря ухаживала за ним. В двух словах отметила его быстрое выздоровление и, как следствие, оказанную помощь монастырю. Детали своей инициации раскрывать опять же не стала. Мало ли, прицепятся еще к тому первому поцелую, потом ко второму… а там и до вполне обоснованных подозрений недалеко. В общем, официально я на грядках упала в обморок, Когинс тут же сориентировался и с позволения Илиины вытащил меня за пределы монастыря. Немного покаялась, что целую ночь Когинс и Илиина сидели у моей кровати и усмиряли мою агонию. Отцу я вроде писала примерно о том же… в общем, к концу повествования мама буквально боготворила Лукаса.

Она уже стояла рядом со мной и держала за руку как когда-то в детстве.

— Бедная моя… — мама провела рукой по моим волосам и в душевном порыве крепко обняла. — А ведь я от тебя смела кое-что утаить…

Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, чтобы не дай богиня не спугнуть в ней тот прилив откровенности, что был необходим мне сию минуту.

— Понимаешь… — леди Гиллтон отстранилась и отвернулась к окну, чтобы я не могла видеть ее лица. — Мы вовсе не так богаты, как прежде, Марианна. Я соврала. За эти три года мы сильно обеднели.

Наверное, мы со стороны смотрелись довольно странно. Я, полураздетая, непричесанная и немытая после дороги. Куча платьев на кровати, которые я не могла одеть. И едва сдерживающая слезы мама. Встать, чтобы успокоить ее, я не могла. Тонкие занавески были слишком прозрачны, чтобы позволить уважающей себя леди подойти близко к окну в одной нижней сорочке.

— Вот оно что… — только и смогла выдавить в ответ. — Что ж, не беда. Я верю, что мы справимся…

— Надеюсь… — откликнулась мама.

Еще какое-то время мы молчали. А потом леди Гиллтон все же решилась посетить своего мужа. Она была уже гораздо спокойнее и терпимее к его молчанию относительно моей магической силы. Я не возражала. В конце концов, мне просто жизненно необходимо было побыть одной, подумать о смысле своего дальнейшего существования здесь ну и просто расслабиться наконец в горячей ванне.

Когда за мамой закрылась дверь, ко мне спланировал Жужик. Пушистик был настроен весьма воинственно.

— Же…ва…ть… — изрекло это мохнатое чудо. — До…лг…о. Мн…ог…о.

— Ну-у… — я задумалась над его предложением. — Разве что пока у моего папы. Но только не в рабочем кабинете. Его бумаги мне и самой хотелось бы просмотреть. Все-таки мама может действительно о чем-то не знать.

— Га…д, — выругался Жужа. — Св…о!

— Именно так, — улыбнулась, но тут же горько усмехнулась: — И как он смог упустить наши деньги? И, главное, сколько?

— Но…чь? — решительно спросил Жужик, хищно поблескивая своими глазками.

— Да, — утвердительно кивнула и тут же задумалась. — Но он ведь по старой памяти наверняка уйму следящих чар понавешал…

— По…ло…жи…сь на ме…ня, — авторитетно заявил мой питомец. — Вс…е сд…ел…аю.

— Разве ты умеешь ломать магическую защиту? — удивилась, во все глаза разглядывая зеленого мохнатика.

— Аг… а, — его улыбка стала такой счастливой, что я невольно предположила:

— А на моей комнате есть чары? — воровато заозиралась и от неприятной догадки поежилась.

— Не… т, — все так же продолжал улыбаться Жужа. — Я уж… е.

— Ты уже снял отцовские чары с моей комнаты?! — моему изумлению не было предела. — Когда?!

— Ср…аз…у, — безмятежно откликнулся друг. — Я с то…бо…й — ча…р не…т. Ме…ня не…т — ча…ры ес…ть.

— Ясно… — пробормотала себе под нос. — Я и так расставаться с тобой не планировала… А тут…

— Аг…а! — Жужик затрепыхал крылышками с удвоенной силой.

— Пойду помоюсь что ли, наконец, — улыбнулась вполне счастливо впервые за последнее время. — А то грязной на обед не охота спускаться…

— Ид… и-ид… и, — милостиво разрешил друг и тут же ретировался в сторону моей кровати.

Подозреваю, он нацелился на платья, которые мне выбрала мама. Ну и пусть. Скажу потом, что моя сила нечаянно вышла из-под контроля.

— Cт…ыд и ср…ам! — донеслось уже из кучи тряпья. — Ня…м-ня…м.

А это он уже принялся за свое любимое дело. Пора бы и мне…привести себя в порядок.

Через полтора часа я уже спускалась в обеденный зал. Как и предполагала, платье юности подошло мне по размеру. Выглядело оно как новое, и мне не приходилось стыдиться за свой внешний вид. Из украшений надела лишь брошку и красивый серебряный гребень. Платье и так выглядело дорого и нарядно. Строгое, по нынешним меркам, почти монашески-целомудренное — как я и хотела.

Судя по тому, как со мной обращались слуги, о моем позоре по-прежнему знали лишь две души. Ах, ну почему я такая растяпа? Почему я не выведала у мамы подробности придуманной отцом легенды? Что же, придется теперь выкручиваться прямо при родственниках. Ведь мой родитель уже второй раз не посчитал нужным поставить меня в известность о том, что я должна говорить окружающим о себе.