сделать так, чтобы два фута протяженности составили один? Они существуют совершенно независимо от материальных вещей. Отдельная вещь может уничтожиться, но немыслимо, чтобы она перестала быть видимой для разума: ее сущность и возможность остаются. Идея не зависит от нас, наше внимание не создает ее, наше забвение не уничтожает ее: рассматриваем мы ее или нет, она всегда остается тем, что есть, — умопостигаемой, существующей. Идеи раскрываются нам в перцепциях наших, но не имеют ничего общего с ними: идеи вечны, неизменны, бесконечны.
Начав с чисто психологического факта сознания, Мальбранш переходит в область метафизики и вместе с теорией познания дает теорию познаваемого, наделив его реальностью, не только не зависящею от нашего разума, но и превосходящею его. Сущности вещей имеют свое начало в универсальной и бесконечной субстанции, архетипе всякого бытия. Бесконечное бытие, или бытие вообще, бытие без всякого ограничения, содержит в себе все существа: оно является одновременно и единым, и всем. Вещи таковыми, какими они могут быть, вечно созерцаются бесконечным Разумом, и это вечное познание, которое Бог имеет о вещи, и есть идея о ней. Совокупность идей есть мир в Боге, мир такой, каким Бог его видит и каким творит его. Как в недрах божественной Премудрости покоится образ всего, что может существовать, так в лоне Всемогущества Божия таится творческая причина всего, что имеет бытие. Бог не сотворил мира из своей субстанции, но Он носит в Себе и идею мира, и силу, производящую мир. «Все твари, даже самые материальные и самые земные, суть в Боге, хотя совершенно невещественным и нам непонятным образом».1
Дух и тело содержатся в бесконечном, противоположность их примиряется, и духу открывается возможность постичь вещество в познании. Наше «я» казалось раньше совершенно изолированным среди других субстанций, теперь оно находится в теснейшей связи с источником и началом всякого бытия и познания.Взятые вместе, все божественные совершенства (идеи), поскольку они причастны тварям, образуют универсальный порядок, или Истину, совечную Бытию. Необходимые и неизменные отношения, существующие между идеями, разделяются на отношения величины и отношения совершенства. Первые имеют место между идеями однородными, например: радиус равен половине диаметра. Вторые — между идеями существ различной природы, и точному измерению они не подлежат, например: душа выше тела, жизнь друга должно предпочесть жизни своей собаки и т. п. Отношение же между двумя идеями или идеею и вещью и есть то, что мы называем истиной, Отношения величины суть истины спекулятивные, отношения совершенства — истины практические, которые имеют ту особенность, что необходимо вызывают движения любви или ненависти, следовательно, представляются нам не только как истины, но как законы, которым должна следовать наша воля. Очевидно, что, подобно идеям, и истины вечны, неизменны, необходимы. Допустим, чтобы истины и законы зависели от произвольного установления Божия, а не вытекали бы с необходимостью из самого существа Его, значит ниспровергать все основы религии и науки, и Мальбранш выражает сожаление, что Декарт впал в такую грубую ошибку.
Созерцая свои совершенства. Бесконечное Существо любит бесконечно Самого Себя, и, так как Оно видит, что они причастны тварям. Оно любит все вещи соответственно той степени совершенства, которая отображается в них. В этой бесконечной любви Бог находит высшую бесконечную радость. И наша воля, по существу своему, есть не что иное, как движение любви, как врожденное стремление к обладанию высшим бесконечным Благом, содержащим в Себе все блага. Бог не сотворил ни одного духовного существа, не вложив в него стремления к блаженству, т. е. к обладанию бесконечным благом. Это движение врожденное, оно непреодолимо, оно непрерывно: любить или не любить благо вообще, другими словами, желать или не желать блаженства не в нашей власти. Когда в разуме нашем является представление о какой-нибудь вещи, как о благе, мы находим в этой вещи известную красоту, которая привлекает нас, мы любим эту вещь. Любя ее, мы находим в ней наслаждение, мы счастливы, и эта вещь кажется нам причиною нашего блаженства и совершенства. Но никакое частное благо не может удовлетворить нашего стремления к благу вообще, потому что любить отдельные блага мы можем не иначе, как направляя к ним то движение любви, которое Бог дает нам к Себе. Оттого воля наша в постоянной тревоге: она переходит от одного блага к другому, пока мы не остановим ее. Имея в разуме своем всегда идею о Бесконечном Существе, мы можем вызвать в нем представление о других, новых благах и, следовательно, направить к ним волю, мы можем сравнивать все частные блага по степени их и любить их сообразно тому отношению, которое они имеют к Универсальному Благу, и, наконец, остановить свою любовь на Том, Кто в состоянии удовлетворить ее вполне. Таким образом, по отношению к частным благам мы являемся вполне свободными, а следовательно, и ответственными за привязанность к вещам, не заслуживающим ее.