Разыскания истины

Педанты тщеславны и горды, они обладают обширною памятью и плохою рассудочною способностью, они легко и удачно подбирая цитаты, но доводы их слабы и жалки, они обладают пылким

^{1 Последняя глава первой части этой книги.}

громадным воображением, но воображением непостоянным и необузданным, которое не подчиняется каким-либо правилам.

Теперь нетрудно доказать, что Монтень такой же педант, как многие другие, если брать слово «педант» в том значении, которое, как нам кажется, наиболее согласно и с рассудком, и с обычаем, конечно, я не говорю здесь о педанте в длинной тоге: тога не может сделать педантом. Монтень же, который питает отвращение к педантству, мог не носить никогда длинной тоги, но не мог так же легко отделаться от своих недостатков. Он много приложил стараний, чтобы приобрести светскость, но не постарался выработать правильный ум, по крайней мере, это не удалось ему. Таким образом, скорее он сделался педантом на светский и совершенно особый лад, но не сделался рассудительным, здравомыслящим и честным человеком.

Книга Монтеня содержит такие очевидные доказательства тщеславия и гордости своего автора, что, пожалуй, довольно бесполезно останавливаться на указании их, ибо нужно быть очень занятым собою, чтобы воображать, подобно Монтеню, что свет охотно прочтет довольно толстую книгу с целью познакомиться немного с его настроениями. Значит, он, безусловно, отделял себя от всех и смотрел на себя как на человека совершенно необыкновенного.

Главнейшая обязанность всех тварей направлять умы тех, кто хочет поклоняться им, к Тому Одному, Кто заслуживает поклонения, и религия говорит нам, что мы никогда не должны допускать, чтобы разум и сердце человека, созданные только для Бога, занимались нами и останавливались на поклонении и любви к нам самим. Когда святой Иоанн пал к ногам ангела Господня1, то ангел запретил поклоняться ему: «Я сослужитель тебе и братьям твоим, — сказал он. — Богу поклонись»2. Только демоны и люди с демонскою гордостью находят удовольствие в поклонении, оказываемом им, желать же, чтобы другие люди занимались нами, значит желать поклонения, и поклонения не внешнего и мнимого, но внутреннего и действительного, это значит желать для себя такого поклонения, которого Бог требует по отношению к себе, т. е. поклонения в духе и истине.

Монтень сочинил свою книгу только для того, чтобы нарисовать себя и изобразить свой характер и свои наклонности. Он сам сознается в этом в обращении к читателю, помещенном во всех изданиях. «Я изображаю себя, — говорит он, — предмет моей книги — я сам», и это становится несомненным, когда вы читаете его произведение, ибо почти во всех главах он делает отступления, чтобы поговорить о себе, и есть даже целые главы, в которых он говорит только о себе. Но если он написал свою книгу, чтобы изобразить себя, то он напечатал ее для того, чтобы ее читали.

^{1 Апок., 19,10.}

^{2 Conservus tuus sum, etc., Deum adora.}

зерно от другого в поле или амбаре, если даже разница не слишком уже очевидна, не знать самые простые начала земледелия, известные даже детям, почему нужны дрожжи, чтобы сделать хлеб, и что значит заставить вино перебродить1, — и в то же время прекрасно знать имена древних философов и их принципы, знать учение Платона об идеях, Эпикура об атомах, Левкиппа и Демокрита о пустоте и полном, Фалеса о воде, Анаксимандра о беспредельности природы, Диогена о воздухе, Пифагора о числах и гармонии, Парменида о бесконечном. Музея о едином, Аполлодора о воде и огне, Анаксагора об однородных частях, Эмпедокла о вражде и дружбе, Гераклита об огне и т. д.2 Человек, который на трех или четырех страничках своего сочинения приводит более пятидесяти имен различных писателей с их воззрениями, который наполнил все свое сочинение историческими рассказами и остроумными изречениями, нагроможденными безо всякого порядка, который говорит, что история и поэзия — это его конек, который противоречит сам себе всякую минуту и в одной и той же главе, даже когда он говорит о вещах, которые, по его мнению, знает всего лучше, я хочу сказать, когда он говорит о качествах своего ума, — может ли он хвалиться, что у него рассудок сильнее памяти?

Признаем же, что Монтень был крайне забывчив, потому что Монтень уверяет нас в этом и хочет, чтобы мы так думали о нем, потому, наконец, что это не совсем противоречит истине. Но пусть ни его слова, ни похвалы, которые воздает он себе, не убеждают нас, что это был человек, обладавший большим и необычайно проницательным умом. Это может ввести нас в заблуждение и  заставит нас придавать слишком много веры ложным и опасным воззрениям, которые Монтень излагает с такою гордостью и смелостью, что только ослепляет и поражает слабые умы.