Все мелкие божества язычников и все частные причины философов одни химеры, которые старается внушить злой дух, желая уничтожить культ истинного Бога, желая занять ими разум и сердце, созданные Творцом для себя. Подобным вещам научает нас не та философия, которую человечество получило от Адама, а та, которую оно получило от змея, ибо после грехопадения разум человеческий стал вполне языческим. Подобная философия, основываясь на заблуждениях чувств, заставила поклоняться солнцу, и до сих пор еще она служит всеобщей причиной расстройства разума и развращения человеческого сердца. Почему, говорят эти философы своими поступками, а иногда прямо в своих речах, не любить нам тело, ведь тела способны доставлять нам удовольствия? И почему смеяться над израильтянами, сожалевшими о капусте и луке египетском, ведь они чувствовали себя действительно несчастными, когда лишились того, что делало их некоторым образом счастливыми? Не такова философия, называемая новою, которую стараются представить каким-то пугалом, чтобы устрашить слабые умы, и которую презирают и осуждают, не понимая. Эта новая философия, говорю я, ибо любят называть ее так, ниспровергает все доводы вольнодумцев, установив свой самый высший принцип, совершенно согласный с первым принципом христианской религии, а именно: что должно любить и бояться только одного Бога, потому что только Бог может сделать нас счастливыми.
Как религия говорит нам, что есть только один истинный Бог, так философия заставляет нас признать, что есть только одна действительная причина. Как религия говорит нам, что все языческие божества одни безжизненные камни и металлы, лишенные движения, так эта философия открывает нам, что все вторичные причины или все божества философии суть только материя и воли недеятельные. Наконец, как религия говорит нам, что не следует преклонять колени перед ложными богами, которые не суть боги, так эта философия говорит нам, что наше воображение и наш разум не должны преклоняться перед величием и мнимою силою ложных причин, что их не следует ни любить, ни
бояться; не следует заниматься ими, а должно мыслить об одном Боге, видеть Его и поклоняться Ему во всем, любить и бояться Его во всем.Не такова, однако, склонность некоторых философов; они не хотят ни мыслить о Боге, ни видеть Его; ибо после грехопадения между человеком и Богом существует тайная оппозиция. Им доставляет удовольствие фабриковать богов по своей фантазии, и они охотно любят эти фикции своего воображения и боятся их,
как боялись язычники творений рук своих. Они подобны детям, размалевавшим лица своим товарищам и потом дрожащим перед ними.1 Исаия,
43,24.508
Или, если хотите сравнения более благородного, хотя оно и не так верно, они подобны тем доблестным римлянам, которые боялись фикций своего разума и почитали их, т. е. глупо обоготворяли своих императоров после того, как сами выпускали орла в знак их апофеоза.
Объяснение второй части общего правила. Философы этого правила не соблюдают, г-н же Декарт соблюдал его с большою точностью.
Мы только что показали, в какие заблуждения можно впасть, если рассуждать на основании ложных и смутных идей чувств или неопределенных и неясных идей чистой логики. Из сказанного ясно, что для сохранения очевидности в своих перцепциях необходимо с точностью соблюдать правило, предписанное нами, т. е. рассматривать, какие идеи суть ясные и отчетливые идеи вещей, чтобы, рассуждая, следовать только этим идеям.
В этом общем правиле, относящемся к предмету наших исследований, следует заметить хорошенько еще одну сторону, именно: что мы должны всегда начинать с вещей самых простых и самых легких и останавливаться на них долго, прежде чем приступать к исследованию вещей более сложных и трудных; ибо для сохранения постоянной очевидности в своих перцепциях должно рассуждать исключительно на основании отчетливых идей и потому, очевидно, не следует никогда переходить к исследованию вещей сложных, прежде чем не будут весьма тщательно рассмотрены и вполне выяснены простые вещи, от которых сложные зависят; идеи вещей сложных будут не ясны и не могут быть ясны, когда простейшие, которые их составляют, нам известны смутно и несовершенно.
Мы знаем вещи несовершенно, когда мы не уверены, что рассмотрели все их части; и мы знаем их смутно, когда они недостаточно очевидны разуму, хотя бы мы и были уверены, что рассмотрели все их части. Если же мы знаем вещи несовершенно, наши умозаключения будут только вероятны. Если мы представляем вещи смутно, в дедукциях не будет ни порядка, ни ясности; мы часто не знаем, где мы и куда идем. Если же мы знаем вещи вместе и несовершенно и смутно, что бывает всего чаще, то мы не знаем тогда ясно, ни чего мы ищем, ни средств найти искомое. Стало быть, безусловно необходимо соблюдать неуклонно следующий порядок в своих исследованиях: начинать всегда с вещей простейших, рассмотреть все части их и выяснить их, прежде чем перейти к вещам сложным, которые от них зависят.
509
Но это правило вовсе не согласуется с наклонностью людей;