Разыскания истины

Несомненно, не было бы стольких ложных изобретений и мнимых открытий, если бы люди не ослеплялись страстным желанием

30«

470

казаться изобретательными. Ибо твердое и упорное убеждение, например, некоторых лиц в том, что они нашли вечное движение или квадратуру круга и удвоение куба путем простой геометрии, очевидно, возникло в них вследствие сильного желания показать, что они сделали то, чего тщетно добивались многие.

Следовательно, лучше поощрять в себе такие страсти, которые чем сильнее, тем полезнее для разыскания истины, и в которых менее страшна крайность, каковы: желание хорошо пользоваться своим разумом; желание избавиться от своих заблуждений и предрассудков; желание быть просвещенным настолько, чтобы управлять собою в том состоянии, в каком мы находимся, и другие подобные им страсти, которые не вовлекают нас в бесполезные занятия и не заставляют составлять слишком поспешные суждения.

Для того, кто научился находить удовольствие в пользовании разумом, кто сознал пользу этого, кто отрешился от сильных страстей и получил отвращение к чувственным удовольствиям, — которые, если слишком предаваться им, всегда бывают властелинами или, вернее, тиранами разума, — нет нужды в других страстях, кроме вышеупомянутых, чтобы стать внимательным к предметам, о которых он хочет размышлять.

Но не таково состояние большинства людей; они находят удовольствие только в том, что трогает чувства; это они понимают и в этом изощрены. Их воображение извращено бесчисленным множеством глубоких отпечатков, вызывающих одни ложные идеи, ибо они принимают близко к сердцу, что подлежит чувствам и воображению, и судят всегда по впечатлению, получаемому от них, т. е. по отношению к ним. Гордость, разврат, ложное чувство долга, тревожное желание создать состояние — желание столь обычное в светских людях — затемняют в них созерцание истины и заглушают чувства благочестия, удаляя их от Бога, который один может просветить нас, как Он один может управлять нами. Ибо мы не можем усиливать наши связи с чувственными вещами, не ослабляя той связи, которую мы имеем с истинами умопостигаемыми, потому что мы не можем быть тесно связаны одновременно с вещами столь различными и столь противоположными.

Итак, тот легко может иметь общение с Богом и быть внимательным к истине, чье воображение чисто и непорочно, я хочу сказать, чей мозг не наполнен глубокими отпечатками, привязывающими его к видимым вещам; такой человек может обходиться без помощи страстей. Но если люди принадлежат к большому свету, привязаны к слишком многим вещам, если воображение их совершенно загрязнено темными и ложными идеями, вызванными в них чувственными предметами, то они не могут прилежать к истине, раз их не поддерживает какая-нибудь страсть, достаточно сильная для того, чтобы противостоять гнету тела, увлекающему их, и для того, чтобы образовать в мозгу отпечатки, способные отвлечь жизненные духи. Однако так как всякая страсть сама по себе может только

471

спутать идеи, то страстями должно пользоваться лишь поскольку того требует необходимость, и все люди должны изучать самих себя и соразмерять свои страсти со своими слабостями.

Найти средства возбудить в себе желаемые страсти нетрудно. Знание связи души с телом, которая была объяснена в предыдущих книгах, дает тому полную возможность; ибо для этого достаточно мыслить со вниманием о предметах, которые, согласно порядку природы, могут вызвать страсти. Таким образом, почти всегда можно породить в своем сердце нужные страсти; но если почти всегда можно породить их, то не всегда можно заглушить их и исправить тот вред, который они причиняют воображению. Итак, страстями следует пользоваться очень умеренно.

Особенно следует стараться судить о вещах не согласно страсти, а согласно ясному созерцанию истины, чего почти невозможно соблюсти, когда страсти бывают сильны. Страсть должна бы только возбуждать внимание; но она всегда вызывает свои собственные идеи и живо побуждает волю судить о вещах, согласно своим идеям, затрагивающим ее, а не чистым и абстрактным идеям истины, ее не затрагивающим. И часто мы составляем суждения столь же преходящие, как страсти, потому что они вызваны не ясным созерцанием неизменной истины, а циркуляцией крови.