Разыскания истины

вать их (вернее, на конечностях, потому что скелетом насекомым служит их кожа); у них есть мускулы, чтобы двигать конечностями, сухожилия и множество волокон в каждом мускуле и, наконец, кровь, или жизненные духи, в высшей степени тонкие и подвижные, наполняющие эти мускулы и заставляющие их поочередно сокращаться. Без этого нельзя допустить, что они живут, питаются и переносят свое маленькое тело с места на место, сообразно различным впечатлениям, получаемым от предметов; и даже те, кто посвятил всю свою жизнь анатомии и изучению природы, не могут представить себе числа, разнообразия и столь малой величины всех частей, из которых необходимо должны состоять эти маленькие тела, чтобы жить и выполнять все, что, как мы видим, они

делают.

Воображение теряется и изумляется при виде столь поразительно малой величины; оно не может себе представить этих частиц, ему недоступных, и хотя разум убеждает нас в только что сказанном, чувства и воображение противятся этому и заставляют нас часто в этом сомневаться.

Наше зрение очень ограничено, но отсюда нельзя заключить, что и предмет его сам по себе ограничен. Идея протяженности, какую оно нам дает, имеет очень узкие пределы, но отсюда еще не следует, чтобы сама протяженность была такова. Она, без сомнения, в известном смысле беспредельна, и та небольшая часть материи, которая сокрыта от наших глаз, может заключать в себе целый мир, и в нем может быть столько же предметов, как и в этом большом мире, обитаемом нами, хотя предметы эти будут меньше пропорционально всему целому.

Быть может, наряду с этими маленькими животными, о которых мы говорим, существуют еще другие животные, которые по отношению к ним являются паразитами и которые не видимы ими в силу своей поразительно малой величины, подобно тому как они сами не видимы для нас. Как клещ относится к нам, так эти животные относятся к клещу; быть может, в природе существуют животные еще гораздо меньшие, меньшие до бесконечности, и отношение между ними столь же чудесно, как отношение человека к клещу.

У нас есть очевидные и математические доказательства бесконечной делимости материи, и этого достаточно, чтобы заставить нас поверить, что могут быть животные меньшие и меньшие и так до бесконечности, хотя наше воображение страшится этой мысли. Бог сотворил материю лишь для того, чтобы создать из нее творения, достойные удивления; а если мы убеждены, что нет таких малых частиц, из которых Он не мог бы образовать этих маленьких животных, то к чему же ограничивать Его всемогущество и умалять таким образом без всякого основания нашу идею бесконечного Творца, измеряя Его могущество и искусство нашим ограниченным воображением?

73

Опыт уже отчасти вывел нас из заблуждения, показав нам животных, в тысячу раз меньших клеща; почему же предполагать, чтобы они были последними и самыми маленькими изо всех? Что касается меня, то я не вижу никакого основания допускать это. Напротив, гораздо вероятнее мысль, что есть много животных еще меньше тех, которые были открыты; ибо не животных недостает для микроскопов, но микроскопы недостаточны для рассмотрения малейших животных.

Если в середине зимы рассмотреть в простую лупу, или выпуклое стекло, или даже простым глазом зародыш луковицы тюльпана, то легко можно найти в этом зародыше листья, которые должны стать зелеными, листья, которые должны образовать цветок, или тюльпан, и в самой середине тюльпана ту треугольную часть, которая заключает семя, и шесть маленьких столбиков, окружающих ее. Итак, не

подлежит сомнению, что луковица тюльпана содержит в себе весь тюльпан.

То же следует предположить и относительно зародыша зерна горчицы, зародыша зернышка яблони и вообще всех родов деревьев и растений, хотя этого нельзя увидать простым глазом и даже в микроскоп. Можно даже с некоторою уверенностью сказать, что все растения в малом виде содержатся в зародыше их семян.

Кажется, даже не будет безрассудною мысль, что в одном зародыше содержится бесчисленное множество деревьев, потому что этот зародыш заключает в себе не только то дерево, семенем которого он служит, но также множество других семян, которые все могут содержать в себе новые деревья и новые семена деревьев, содержащие, в свою очередь, быть может, в непостижимо малом виде еще другие деревья и другие семена, столь же плодоносные, как и первые, и так до бесконечности. Стало быть, согласно этому воззрению, которое может показаться дерзким и странным лишь тем, кто измеряет чудеса бесконечного могущества Божия идеями своих чувств и своего воображения, можно было бы сказать, что в одном зародыше яблони содержатся яблони, яблоки и семена яблонь на бесконечные или почти бесконечные времена в той же самой пропорции, в какой яблоня относится к яблоне в ее зародыше;