Какой-то человек приближался со стороны метеоплощадки. В кромешной тьме нечего было и стараться разглядеть, кто это, но, судя по шагам, он вот-вот должен был пройти мимо окна радиостанции. Антон решил молча ждать.
Человек шел прямо на него, а точнее — к окну, в полутора метрах от которого замер Жудягин. Смутный силуэт выделился из темноты, человек взялся обеими руками за раму и заглянул в окно радиостанции. Антон чуть не рассмеялся: в двух шагах от него, вытянув тонкую шею, пялился в окно Юрий Огурчинский. Чтоб досмерти не испугать очкарика, Жудягин не стал его окликать, а лишь переступил с ноги на ногу и тихонько откашлялся.
Огурчинский шарахнулся от окна.
— Кто здесь?! — крикнул он срывающимся голосом.
— Следователь, — как можно спокойнее отозвался Жудягин. — Почему не спите?
— А вы? — уже знакомая Антону недоброжелательность звучала в этом ответе.
— Не забывайтесь, Огурчинский. Я не из детского любопытства спросил. Куда вы ходили?
— Гулял. А что?
— А то, что врете. Вы ходили на кыр?
— Нет!
Слишком поспешно произнес он это «нет!».
— Предположим. Куда же?
Они стояли в трех шагах друг от друга, но каждый видел лишь смутное очертание фигуры собеседника. Что выражает сейчас лицо Юрия? Испуг? Замешательство? Злое упрямство?
— Я требую, чтобы вы мне ответили, Огурчинский.
— На метеоплощадке был, — нехотя буркнул тот. — Снял показания.
— На ощупь? Почему без фонаря?
— Можно и без фонаря.
В кармане Юрия брякнули спички.
— Зажгите-ка, я посмотрю, что вы записали.
Огурчинский не пошевелился.
— Я так запомнил. Без записи, — послышался глуховатый голос.
— У вас, я гляжу, хорошая память.
— Хорошая. Еще что? — Он определенно набивался на конфликт.
— Когда сеанс радиосвязи?
— В три.
Светящийся циферблат часов следователя показывал половину второго.
— Почему вы так рано? Поспали бы еще часок.
— А вам какое дело? — окрысился из темноты Юрий. — Спали, не спали...
— А такое, что сеанса ночью не будет. Я его отменил. Вы об этом отлично знали.
— Значит, забыл. Мне можно идти?
— Идите. Но учтите, что я вам запрещаю бродить ночью.
— Учту.
Огурчинский и следом за ним Жудягин двинулись от здания радиорубки через двор. Тоненькие протяжные звуки, донесшиеся из комнаты Айны, заставили их одновременно остановиться.
— Что вы с ней сделали? — после паузы спросил Юрий.
— Думайте, потом говорите, — обрезал Антон.
— Послушайте, вы, гражданин следователь... — С какой же едкой ненавистью произнес актинометрист это слово «гражданин»! — Не трогайте вы хоть ее, не лезьте ей в душу! Если вы не садисты, отстаньте! Затравили девчонку, Шерлоки Холмсы шартаузские... Я бы...
— Вот что, Огурчинский, — сухо проговорил Антон. — Вы идите спать. И до утра. Ни к окну, ни к двери девушки не подходить, усвоили? Поплачет — перестанет, не ваша забота. У нее есть муж.
Второй раз Антон поймал его на этот крючок.
— Муж!.. — Юрий выругался. — Много вы... милиционеры... в людях понимаете. Он ей сейчас душу вынимает, этот гад...
«Он же не знает, что мы изолировали Шамару, — промелькнуло в голове у Антона. — Наверное, тогда он спал».
— Спокойной ночи, Огурчинский.
Юрий не ответил. Его «вьетнамки» зашлепали по песку. Через четверть минуты скрипнула дверь.
«Что-то он очень хочет сказать, да не говорит, — думал Жудягин, умащиваясь на раскладушке. — Паренек он, видать, чувствительный. Но как вызовешь его на откровенность, ежа такого? Надо бы расположить к себе. Да как?»
Всхлипывания, доносившиеся из окна Айны, мешали сосредоточиться. И Антон, совсем того не ожидая, уснул.
13
Текебай разбудил Жудягина ни свет ни заря. Однако следователь не чувствовал себя невыспавшимся. Пять часов сна на свежем воздухе — совсем немало. Умывшись у колодца, они обосновались в комнате, служившей метеорологам чем-то вроде технического склада. Кроме ящиков, аккумуляторов и старой аппаратуры, там были столик и три табуретки, и Антону этой мебели вполне хватило. Текебай сообщил, что завтрака ждать не намерен — ухватит у Сапара кусок чурека и коурмы и отправится ревизовать окрестности. А то начнется, как вчера поутру, ветерок, и тогда искать в песках что-либо интересное станет бесполезным занятием. В поиск он намеревался было отправиться на мотоцикле вместе с лейтенантом Кульджановым, но Антон попросил оставить ему в помощь Кадыра: судя по всему, второй тур допросов будет нервозным. Возражать инспектор не стал. Передав Антону конверты со свежими «вешдоками» — куском обгорелой тряпки, оплавленной пуговицей и всем, что касалось загадочной колеи мотоцикла Шамары и идентификации обуви по следам на Йылан-кыре, Чарыев завел мотоцикл участкового и лихо укатил за барханы. Следователь Жудягин углубился в свои бумаги, но потом вдруг сунул их в папку и, выйдя из радиостанции, направился ко второму крылечку домика — туда, где раньше обитал покойный Вадим Петрович Михальников.
Владимир Шамара лежал на койке Михальникова лицом к стене. Услышав, что следователь вошел в комнату, он медленно повернулся на спину, потом — на другой бок. Сел, свесив босые ноги. Лицо было помято, золотистые волосы взлохматились.
— Доброе утро.