Пока Бельченко вызывал из Шартауза санитарный самолет, Жудягин отыскал аптечку, где хранились ампулы с противоядием. Вскрыл коробку с одноразовыми шприцами и сделал укол укушенному эфой — это он понял, когда услышал, что «маленькая змея ходит боком». Успокоило это его мало — укус эфы опасен для человека, хотя, может, и не так, как яд гюрзы или кобры. Больше, чем на уколы, он рассчитывал на иммунитет, который должен был выработаться у Сапара за долгие годы общения со змеями. Айна же сказала, что его много раз кусали каракумские гады — и ничего, жив... Может, и сейчас обойдется. Если бы Сапар вовремя принял меры...
Неожиданно Антону пришла в голову мысль, что Сапар не случайно не захотел спасать себя от гибели. Больше того, подчиняясь психике, и организм его не оказал сопротивления яду. Если так, то с сывороткой Антон опоздал: люди, перестав сопротивляться болезни, умирают неминуемо. Но сейчас, услышав, что Шамару не посадят в тюрьму, Сапар как будто воспрянул духом!..
Кое-как сложив медикаменты в аптечку, Жудягин уселся на кошму рядом с Сапаром. Скрипнула дверь: вошла Айна. Она успела умыться и все же сейчас казалась старше лет на десять. Антон жестом велел ей сесть у порога и, наклонившись к лицу Сапара, тихо спросил:
— Ты хочешь, чтобы Володю отпустили? Чтобы он и Айна жили счастливой семьей?
— Хочу, Антон Петрович, — печально сказал Сапар.
— Тогда ты должен сделать одно: рассказать мне, Айне и Бельченко... — Антон сделал знак девушке: сбегай за ним, быстро! И повторил: — Рассказать нам троим, как было на кыре. О чем тебя Володя просил и как ты его просьбу выполнял. А я буду записывать. Якши?
— Якши, — сказал Сапар и засмеялся.
В комнату вошли Бельченко и Айна. Они не проронили ни звука, сразу же присели рядышком на пороге.
...Когда шасси светло-желтого «АН-2» с красным крестом на брюхе упруго коснулись такыра, протокол допроса Сапара Сапаркулиева был заполнен и подписан. Монтировка, а вернее, ломик, загнутый на тупом конце — им открывали ящики с продуктами, — была обнаружена именно там, где и указал Сапар: на крыше кухни.
Только в самолете, в воздухе, Антон вспомнил, что так и не откопал на метеоплощадке Юрин фонарик...
20
Спасти Сапара не удалось: он умер в шартаузской больнице в тот же вечер от остановки сердца. Потеряв сознание в санитарной машине по дороге из аэропорта, он так и не пришел в себя. Врачи «скорой помощи», для которых пациент, укушенный змеей, был отнюдь не в диковинку, удивлялись, что Сапар протянул долго: сердечный спазм, по их мнению, должен был убить его значительно раньше. Видимо, все-таки сказался иммунитет — даже вопреки нежеланию Сапара бороться за жизнь защитные силы организма сопротивлялись до последнего. Около восьми вечера дежурный врач-реаниматор вышел в коридор к Жудягину и сообщил, что ждать больше нечего...
Антон еще раз позвонил из ординаторской в прокуратуру — он это делал уже четырежды, — но Лариной по-прежнему не было на месте. Сдав халат гардеробщице, Антон вышел в больничный дворик и, обойдя главный корпус с торца, отыскал скамейку — малозаметную, укрытую ветвями молоденьких туй. По аллеям бродили отужинавшие больные, и Антону не хотелось, чтобы кто-либо мельтешил у него перед глазами. Домой его не тянуло.
Что ж, следствие завершено. Формально оно продолжается, и еще какое-то время Римма Николаевна будет заполнять необходимые бумаги, но в сущности в деле об убийстве начальника метеостанции Бабали уже поставлена точка. Искать убийцу больше не надо: им был Сапар Сапаркулиев. Был. Теперь нет и его. Он ушел от правосудия. Вот и дело прекратится тоже само собой.
21
...В вестибюле областной прокуратуры было прохладно и тихо. Рыжеусый вахтер, кивнув Жудягину, спросил:
— К товарищу Лариной?
— Как догадались? — на ходу спросил Антон.
— А никого больше нет. Только она. Рано еще.
Поднявшись на второй этаж, Жудягин без стука вошел в кабинет с табличкой «С. Джуманиязов». Римма Николаевна, склонив набок белокурую, тщательно причесанную голову, что-то быстро писала.
— Наконец-то! — искренне обрадовалась она. — Здравствуйте, Антон Петрович! Надеюсь, с новостями?
— Да, есть... Здравствуйте.
Он сел за узенький столик, приставленный под прямым углом к большому, министерскому, сверкающему полировкой. Шартаузский прокурор обставил кабинет с размахом — блестящие составные шкафы уходили под потолок, гнутые стулья были обиты гобеленом. Девичья фигурка Лариной плохо вписывалась в это казенное великолепие.
— У меня тоже есть интересное. — Она вынула из пачки какой-то протокол, заглянула в него и протянула Антону. — Хотите прочитать? А я пока допишу. Князев заговорил. И знаете, кажется, откровенно.
Хочет ли он знать, как «раскололся» Князев? Нет, сейчас эти бумажки не вызывали у Антона Жудягина ни малейшего интереса. Но он все-таки стал читать протокол допроса.