Этакие по-детски наивные от нахлынувших на них чувств актеры Таганки еще не ведали, что театр их уже стоит одной ногой в могиле, что осталось совсем немного, чтобы и вторая нога его сорвалась с края и увлекла за собой все «тело». Реанимации театра перестройкой, которая сама уже дышала на ладан, так и не произошло. Романтика «шестидесятничества» терпела поражение в этой раздираемой противоречиями стране. Год 1989-й стал годом великих потрясений. 15 февраля советские войска покинули многострадальный Афганистан после девятилетнего пребывания в нем. Но солдаты возвращались в страну, которая не обещала им покоя. Словесная брань политиков вот-вот должна была привести к новой крови. И она пролилась 9 апреля на площади Руставели в Тбилиси. Противостояние реформаторов и консерваторов обострилось до предела. «Прорабы перестройки» понесли первые «потери» — в мае были отстранены от ведения «узбекского дела» Т. Гдлян и В. Иванов.
25 мая в Москве открыл свою работу I Съезд народных депутатов СССР. Это эпохальное событие в истории страны транслировалось на протяжении всех 15 дней работы съезда по Центральному телевидению, подробно освещалось в газетах. Этот беспрецедентный прорыв гласности ускорил ход событий в сторону своего логического завершения.
19 июля была создана межрегиональная депутатская группа, и демократическая оппозиция окончательно сформировалась в серьезную силу, противостоящую коммунистическому режиму.
С августа всколыхнулась Прибалтика, намереваясь «достойно» отметить 50-летие пакта Молотова — Риббентропа. С того же лета забурлила и «витрина социализма» — ГДР. Затем — Чехословакия, Румыния. И, наконец, в ноябре рухнула Берлинская стена, а в декабре пули безымянных палачей отправили на тот свет последних тиранов Восточной Европы — супругов Чаушеску.
А в Москве хоронили Андрея Сахарова, смерть которого поставила последнюю точку в горбачевской перестройке.
За чередой всех этих потрясений, обрушившихся на страну, забылось имя Владимира Высоцкого. Ноябрь и декабрь 89-го подарили его поклонникам лишь два упоминания о нем в печати. 25 января 1990 года, в день его 52-летия, в «Московской правде» Т. Глинка с грустью отмечала: «Время, на-