Разжигательница

В скором времени мои силы совсем иссякают в этой сырой холодной камере, и мы обе ложимся на койку. Ткань дырявая, и сено с комками грязи вываливаются изнутри, но это всё равно лучше, чем на полу. Я пытаюсь не спать, но через мгновение уже погружаюсь в темноту.

***

Едва проснувшись, я тут подскакиваю на ноги.

— Марго! — кричу я, но её ответ заглушен кляпом во рту. Цепи лязгают, пока она пытается вырваться.

Некто затыкает мой рот грязной тряпкой и накрывает голову чёрной тканью. Я задыхаюсь от вони. Пытаюсь махать кулаками и пинаться, но стражник слишком силён. Они надевают на мою руку мужскую перчатку и защёлкивают кандалы на запястьях.

Кровь стучит у меня в ушах, предупреждая о чём-то, что я всё равно не смогу учесть. Слишком поздно. Так всё и кончится, да? В темноте. Вечной, непроглядной тьме.

— Посадите её здесь, — голос судьи Мендеса резкий и холодный. — А вторую — там.

Стражник толкает меня на стул и привязывает ноги к деревянным ножкам. Я кладу закованные ладони на колени. Я чувствую запах плесени и гнили. Вполне вероятно, что кто-то умер с этим мешком на голове.

— Закрой свой рот! — кричит незнакомый мне стражник. Какой-то скользкий звук, и Марго издаёт приглушённый вопль. Я видела, как Марго проходила и через худшее, но никогда не плакала. А сейчас я слышу хныканье, которое пронзает моё сердце. Я мотаю головой, выплёвывая ткань.

— Отпустите её, — прошу я, пытаясь не задохнуться от зловония. — Это я вас обманула.

— Я до тебя ещё дойду, Рената, — голос Мендеса звучит прямо передо мной. Даже с мешком на голове я чувствую его холодное дыхание. — Но пока я великодушно предоставляю тебе выбор, кто из твоих друзей-мятежников умрёт первым.

Ткань срывают с моей головы. Пот застилает мне глаза, и волосы свисают перед лицом. Но я замечаю членов своего отряда.

Саида и Эстебан прикованы к стене рядом с Марго. Теперь я понимаю, что хныкала не Марго. Это была Саида. Эстебан закипает от гнева, стиснув кляп в зубах. Из меня вырывается вопль, когда я вижу его раны. Кровь запеклась на его подбородке. Один его глаз распух и не открывается. Второй скользит от меня к Мендесу, и я вижу, как его злость превращается в ненависть.

— Это было умно с твоей стороны, — говорит Мендес, глядя на меня. — Ранить себя, чтобы спасти короля. Когда ты вернулась, я так хотел верить, что ты моя Рен и что ты сама пришла ко мне. Я позволил тебе разгуливать по дворцу в надежде, что ты выведешь нас на шпиона. Но осведомитель Иллана не доверял тебе настолько, чтобы раскрыть себя. Ты всегда была одинока.

Он подходит ко мне, и от каждого шага внутри меня всё скручивается. Я отворачиваю голову в сторону и прикусываю язык.

— Я разочарован, Рен. Мы ещё поработаем над тобой. А сейчас, я хочу узнать, как тебе удалось провести своих дружков во дворец, — он хватает меня за подбородок, впившись пальцами в челюсть.

Я плюю на него, и он отпускает меня, ударив по щеке.

— Ты могла бы вершить великие дела, Рената. Было глупо с моей стороны верить, что ты могла полностью вернуться ко мне. Ты повреждённая оболочка той девочки, что была когда-то. Ты никогда не станешь одной из них, что бы они ни говорили. Они никогда не будут тебе доверять.

— Ты заковал меня, — выдавливаю я.

— А что сделали шепчущие? Ты сама рассказывала мне об их жестокости. И вентари подтвердил твои слова. Похоже, ты просто переходишь из одной тюрьмы в другую. По крайней мере, здесь ты знаешь, что тебя ждёт. Сила. Преданность.

Голос Кастиана врывается в мои мысли: «Шепчущие хорошо научили тебя драться». Не до него сейчас.

— Не делай вид, что тебе не плевать на меня, — бросаю я Мендесу.

Его серые глаза увлажняются, но он часто моргает, сдерживая себя. Он чётко проговаривает каждое своё слово:

— Я защищал тебя, когда ты жила здесь. Ты ни в чём не нуждалась. Помнишь, как ты кричала, когда они забрали тебя у меня? Помнишь, как ты плакала и звала меня?

Мои воспоминания вырываются из Серости, краски заполняют пустоту, и я чувствую, как слёзы жгут мои глаза.

Маленькую девочку, потерявшуюся в лесу, поднимает на руки незнакомая женщина и уносит прочь.

— Пустите! Я не хочу с вами! Папа!

Я была той девочкой.

— Помню.

Его черты смягчаются, он заботливо проводит пальцами по моей щеке. Но серые глаза как айсберги.

— И всё же ты выбрала их. Ты ранила меня в самое сердце, Рената, — его выдержка испаряется, и я подскакиваю на месте, когда он в гневе хлопает по столу. — Ты предала меня! После всего, что я сделал для тебя. Я дал тебе дом, дважды.

Я кручу запястьями, но кандалы слишком надёжные.

— Ты дал дом орудию. Это всё, чем я когда-либо была для…

— И чем, по-твоему, ты была для шепчущих? — он усмехается, убирая растрепавшиеся волосы со своего лица. — Ты родилась орудием, Рената. Скажешь, что шепчущие считали тебя чем-то большим? Скажешь, что ты считала домом любое место, где они решали остановиться на ночь?