Разжигательница

Костёр потрескивает и искрится, согревая кожу после захода солнца. Я думаю о том, как Дез проводил большим пальцем по моей щеке, о лёгком изгибе его губ, о золотых крапинках в его глазах. Когда я замечаю, что Дез смотрит на меня, что-то во мне хочет выпрыгнуть вперёд. Я отвожу взгляд в сторону и занимаю руки, заворачивая вяленое мясо в вощёную бумагу, закупоривая оливковое масло, подбрасывая веток в огонь. Я смотрю куда угодно, но только не на него, потому что знаю, что человек не может принадлежать другому человеку… Я должна знать это лучше, чем кто либо ещё. И всё же, когда Дез так смотрит на меня, мне хочется верить, что он может быть моим.

Неожиданно Саида наклоняется к моему уху. Её медитация уже закончена.

— Нам стоит переименовать отряд в Белку. Вместо орехов наш командир собирает мечи и кинжалы.

Я, честно, пытаюсь сдержаться, но всё равно смеюсь.

— Не думаю, что нашему командиру понравилось бы сравнение с мохнатым грызуном.

— Он бы позволил тебе называть его как угодно, и ты это знаешь, — в её голосе заговорщические нотки, — Хочешь, проверим?

Я мягко толкаю её, но движение отдаёт болью в моих напряжённых руках.

— Будь серьёзней, Саида.

Она смеётся в ответ, так звонко и заразительно.

— Над чем смеётесь? — спрашивает Марго.

Они с Эстебаном скидывают раздутые от воды бурдюки в кучу и устраиваются на ночь. Губы Марго слегка припухли, и рубашка Эстебана надета наизнанку.

— Просто вспоминали жизнь в Анжелесе, — Саида старается удержать уголки губ на месте.

— Скоро мы вернём земли Мемории и тебе не придётся вспоминать, — с пылом произносит Марго, и мы уже забываем про нашу глупую болтовню до этого.

— Если мы доживём, — добавляет Эстебан.

— Сколько оптимизма! — говорит Дез, — Ну-ка поведай нам, Марго, улыбается ли он, хотя бы когда вы целуетесь?

Эстебан хватает плоский камень и бросает в Деза, который даже не дёргается, пока камень пролетает мимо. Я подтягиваю колени к груди, но сбежать от этого разговора можно разве что в лес.

Марго наклоняется ко мне через спальный мешок:

— Ну-ка поведай нам, Рен, затыкается ли Дез, хотя бы когда вы целуетесь?

Я чувствую жар в области груди. Бросаю взгляд на Деза, а тот счастлив быть в центре внимания. Может, Марго задумала какую-то злую шутку и усыпляет бдительность или у неё, правда, очень хорошее настроение, но мне кажется, что она впервые так по-доброму ко мне обратилась.

— Дез никогда в жизни не умолкает, — отвечаю, подражая её шутливому тону.

Он удивлённо моргает, и все взрываются от смеха. Это лучше, чем думать о том, что происходит во дворце, или что там за оружие, или что произойдёт, если король и Правосудие будут использовать его повсюду, от густонаселённых цитаделей до крошечных деревушек. А что если уже? Что если они подожгли Эсмеральдас из-за этого? Что если уже слишком поздно?

Меня выводит из размышлений заявление Марго, что по возвращении в развалины Анжелеса она съест весь сахарный хлеб, что там есть. В этот раз Эстебан не вставляет никаких пессимистичных условий. Вместо этого он предлагает мне свою флягу. Я ненавижу запах агуадульсе, но всё равно делаю большой глоток. Сначала на языке она такая холодная, будто со льдом. А потом горит в горле, оставляя цветочное послевкусие. Я передаю флягу дальше по кругу, даже Саида отпивает немного.

Разговор сворачивает на тему детства, кто по чему скучает. И алкоголь, застревая в горле, горчит ещё сильнее. Дез достаёт из своих вещей любимую пару игральных костей. Он и Марго по очереди бросают их, делая ставки на свои карманные ножи, обувные стельки и монетки песо. Эстебан не играет, потому что не любит проигрывать. Но мы наблюдаем за игрой, болеем за своих чемпионов и разделяем это краткое мгновение веселья.

Я думаю о магии, с которой мы все родились. Это то, что нас объединяет и определяет мория в мире, где земли наших предков больше нам не принадлежат. Когда Мемория была насильно включена в состав Пуэрто-Леонеса, семьи мория расселились по всему королевству. Мы должны были стать леонесцами, но из-за магии мы всегда живём обособленно. Иллан говорит, что некоторое время удавалось поддерживать мир. Эстебан с семьёй переехали в южные тропики Кресченти. Семья Саиды никогда не покидала родной Захары. Родные Марго занимались рыболовством в Риомаре. Дез и я родились недалеко от столицы. Я ведь не могу скучать по месту, где меня предали, верно?

— Вас когда-нибудь страшила мысль о том, что будет, когда война закончится? — спрашивает Эстебан, лёжа на спине. Его длинные пальцы отбивают ритм на животе. — Вот мы выиграем, а оружие попадёт в неправильные руки? К кому-то хуже, чем король Фернандо. Что если мы отрубим голову льва, а это ничего не изменит?

Марго закатывает глаза, а Саида отвечает:

— Можно нам немного помечтать, а, Эстебан?

Губы растягиваются в печальной улыбке, он ничего не отвечает. Я хочу признаться, что разделяю его страхи, но решаю оставить это при себе.

— Расскажи ещё, Саида, о чём ты мечтаешь, — говорит Дез, подмигивая ей. — Не обо мне ли?