Врач смотрит на него, как на сумасшедшего, совсем чокнувшегося безумца. Опешивший Сокджин хмурит брови, вглядываясь в меняющееся прямо на глазах лицо учёного. Пятнадцать секунд, тридцать. Все замерли в тревожном ожидании. Тишину прорезает только противный высокий писк. Сорок пять секунд. Гук отсчитывает время про себя, не отрывая глаз от голографического экрана. Пожалуйста! Работай. Включайся! Ну же!
Сплошная линия вдруг прерывается, скачком взмывает вверх, рисуя зубец и возобновляя мерный стабильный сигнал. Сталкер облегчённо выдыхает, склонив голову. Сердце остервенело долбится об рёбра. Пальцы судорожно сминают ткань халата учёного. Мин делает резкий глубокий вдох, пугая сгрудившихся вокруг него членов команды. Приходит в себя. Медленно обводит операционную мутным взором из-под полузакрытых опухших век. Мучительно сглатывает.
— Сука… — хрипло скрипит инфернальным голосом, кашляет. — Загробный мир повидал, будь он неладен, — с трудом склоняется над краем стола, сплевывает черный сгусток и криво улыбается Чону темными испачканными зубами. — Рад тебя видеть, дружище…
— Хён, огреть бы тебя по-хорошему чем-нибудь тяжелым! Я чуть не поседел, — парень стискивает щуплое плечо.
Юнги хмыкает:
— На войне все средства хороши, — вытирает тыльной стороной ладони рот, видит директора, осекается. Через силу свешивает ноги со стола, принимает вертикальное положение, опираясь на подставленную сталкером руку. — Мое почтение, господин директор.
Одна из ассистенток в обмороке шмякается на пол. Её даже никто не ловит, не замечает. Все в шоке глазеют на восставшего из мертвых, оклемавшегося, потрёпанного, но вполне себе здорового учёного. Еще минуту назад он зеленел, серел и покрывался трупными пятнами, а сейчас сидит спокойно на столе, кряхтя шею потирает.
Доктор Пак стаскивает маску с лица, его подбородок мелко трясётся в нервном тике, щеки конвульсивно подрагивают. Дрожащей рукой вытирает взмокший лоб, хватает с медицинского стола что-то. Видать, успокоительное. Делает себе инъекцию в сгиб локтя. Хотя, судя по виду, лучше бы водки хряпнул.
Джин деланно закатывает глаза. Тяжело садится прямо на пол, откидываясь на шкаф. Прикрывает на секунду веки, смаргивая капли пота, потом хватается за волосы:
— Забирай их! И чтоб глаза мои тебя не видели, — со стоном выдавливает.
Сталкер победоносно улыбается, кофр ставит перед ним:
— Тут ровно десять ампул. Десять образцов. Точнее, уже девять. Сам решай, что с ними делать.
— Мне нужны формулы и все записи… — устало выплевывает слова замученный директор.
— Они будут тебе отправлены сразу после того, как мы окажемся в безопасности. Вне пределах твоей досягаемости.
Гук помогает встать Юнги на ноги, перекидывая его руку себе на плечо.
— Чонгука, все в порядке. Я сам справлюсь… Ты Сури забери.
Чонгук какое-то время стоит, склонившись, у кушетки. Бессознательную бледную Сури к широкой груди прижимает. Запах волос перемешанный с лекарствами вдыхает, тёплую влагу с ресниц своих об щёку обтирает. Девушка безвольно повисает в его руках, словно тряпичная кукла. Сердце вместе с ним кровавыми слезами плачет, в терзаниях стонет. Натерпелась же она! Ни на шаг от себя теперь не отпустит. Ни за что! Никогда.
Худенькое тело в длинную простыню заворачивает, словно младенца кутает, с каталки легко поднимает. Сури безжизненно роняет голову ему на плечо и от этого сердце уходит моментально в пятки. Он чуть не потерял её. Бросив прощальный взгляд полный ненависти на Сокджина, кивает другу и, перешагивая через тела охранников, выходит за двери.
Юнги оборачивается на главу, все также обессиленно сидящем на полу, будто собирается сказать что-то. Потом передумывает, цокает языком и, скрипя колесами кресла-каталки, которую ему достал из подсобки один из врачей, выкатывается следом.
Какое-то время в пустом коридоре раздаются глухие шаги да поскрипывание и всё снова затихает.
***
Я резко просыпаюсь будто от толчка какого-то. Вздрагиваю, распахиваю глаза. Пару секунд смотрю в серый потолок, пытаясь выровнять дыхание. Взгляд скользит дальше, по сторонам. Озадаченно осматриваю незнакомую комнату. Слабый солнечный свет пробивается сквозь занавешенное окно. Шторы слегка трепыхаются от проникающего в помещение свежего ветерка. Всё это очень странно… Руки инстинктивно ищут под подушкой оружие. Пусто. В тревоге скатываюсь с кровати на пол, машинально занимая оборонительную позицию.
Где я? Что это за место? Стоп! Последнее, что помню, — больничную каталку, к которой грубо привязывают ремнями. Тогда меня хотели… Всплывшие воспоминания навылет пронзают голову будто шрапнелью, ослепляют, разум блокируют. Снова неконтролируемая паника накрывает, оглушая ударами по вискам. Так, что я враз задыхаться начинаю от болезненных спазмов, стискивая череп. Мотаю головой. Глотая воздух, судорожно ощупываю себя. На мне нет больничной робы. Обычная чёрная футболка, бельё. Но… Почему? Откуда? Не нахожу на теле никаких послеоперационных шрамов, швов. Никаких следов вмешательства. Неужели… Я просто уже умерла? Иначе как все это объяснить?