Re:мейк

В клуб меня приняли. Я внесла первый взнос за обучение. Павел Александрович подарил мне летный комбинезон. Я приезжала на аэродром почти каждый день, чаще по утрам, чтобы успеть полетать до термической болтанки, пока еще прохладно, ровный тихий свет озаряет небо, а невидимое солнце золотит в вышине зубцы редких облаков. Порой перед полетом я замирала на краю поля, задрав голову, смотрела в небо, словно стояла на берегу глубокого спящего океана и терпеливо ждала, когда хмурые спросонья аргонавты соберут мой корабль. Немыслимо, как редко я смотрела раньше в небо. Совсем не смотрела.

В будние дни на аэродроме было немноголюдно. Курсанты съезжались на выходных, а из инструкторов часто бывали Гена, Юра Орлов, Паша Бессонов.

Изредка появлялась Саша. Она не скрывала своего пренебрежения к дельтапланам и посмеивалась надо мной.

Я же про себя недоумевала: «Какая разница, что поднимает тебя в небо?» Как одежда не меняет человеческую суть, так неизменно небо, в каком бы аппарате ты в него ни поднялся. Это вопросы тщеславия. Тщеславной я никогда не была – мне нравились дельтапланы. Я тогда была счастлива: жила надеждой, ожиданием и полетами. Дельтаплан давал полное ощущение свободы, словно его сидение, трапеция и крыло служили лишь продолжением моего тела, вольно парящего в воздухе.

К концу недели я целиком соответствовала собственным представлениям о курсанте летного клуба – в гигантском комбинезоне, обветренная, без косметики, с пучком забранных в узел волос. С удовольствием бралась за любую работу в клубе: шила чехлы, помогала Серафиме с обедами, прибиралась. Со мной занимался всякий инструктор, который был свободен. Чаще всего Гена. Он обучал молча. Перед полетом я трясла его за рукав:

– Гена, Гена, что мы будем делать сегодня?

– Спирали. Вираж. Наверху покажу, – вымученно отвечал он.

В воздухе управление забирала я, а слева на командирском сидении Гена, вопреки обещаниям, бездействовал, скрестив руки на груди. Казалось, он безучастен к происходящему – сейчас раскроет газету и погрузится в чтение, но в критические моменты он действовал молниеносно – верными, быстрыми движениями выправлял накренившийся аппарат, добавлял газу, строил заход.

Сразу после приземления, еще толком не оттормозившись, я отстегивала ремень, забывая снять шлем, в полной эйфории, покидала аппарат. Не получив замечаний от инструктора, не застегнув, как положено, привязные ремни, я спрыгивала на землю, ничего не видя и не слыша. Ведь я только что вернулась с неба. Я летала! Гена укоризненно качал головой.

После первого занятия прошло достаточно времени, я уже многое узнала, многому научилась. С рвением неофита я искала в Интернете все о сверхлегкой авиации, истории, авиационной метеорологии, скупала книги по летной тематике. Подруги, которых накрыло лавиной моих познаний и открытий, не сговариваясь, заявили, что, если я произнесу еще хоть слово об аэродроме или самолетах, они за себя не ручаются. Лишь Наташа стойко сдерживала натиск и в середине моего рассказа об устройстве дельтаплана рассеянно произносила: «А Инга вчера пуговицу съела». Я оставляла подобные реплики без внимания.

– Понимаешь, там, наверху, не знаю, как объяснить. Там все вдруг ясно, стройно и понятно, все то, что тревожит внизу, кажется запутанным и безвыходным.

– Чему ты удивляешься, – Наташа с недоумением пожала плечами, – просто ты становишься ближе к мировому разуму.

Существование мирового разума было для нее таким же доступным и обыденным, как гастроном на углу.

К концу второй недели занятий я уже сама взлетала, уверенно управляла дельтапланом в воздухе, но вот посадка мне никак не удавалась. На прямой необходимо было сохранять запас скорости, как мне объяснили, а где-то совсем над землей выровнять аппарат и, погасив лишнюю скорость, создать посадочное положение. Но поймать нужный момент и скоординировать движения у меня не получалось. Несмотря на это, казалось, что я уже все умею, только посади меня на командирское сидение, а там уж не растеряюсь. Я была чрезвычайно горда собой. И ждала Андрея.

В субботу мы с Геной и курсантами почти собрали крыло, когда к летному клубу со стороны ангара подъехала пара джипов. Машины сверкали у дороги гуталиновыми боками, фигуры около них расплывались, не даваясь близорукому зрению. Впервые я пожалела, что категорически отказалась носить очки, вопреки настоятельным рекомендациям окулиста.

– Курсант, ну как мы латы вставляем? А я здесь для чего? – закричал прямо в ухо Петя Саламатин, так что я вздрогнула. – А я здесь для того, дорогуша, чтобы научить вас правильно вставлять!

Он гоготнул над собственной дежурной остротой и почесал живот. Невысокий, полный Петя лоснился на солнце, капли пота сверкали на его лысеющей макушке. Он был единственным инструктором, с которым я отказывалась летать под любым предлогом. Говорили, что сутки через трое он работает охранником в каком-то казино. Возможно, сутки собственного унижения он чередовал с тремя, унижая других.