Re:мейк

Он отправлялся в поход на выходных. Шел дождь вперемешку с липким снегом. В поход Бессонова я не поверила. Спальный мешок был поводом. Мы встретились у метро. Ветер сбивал нас с ног.

– Там Андрюха, – сказал Бессонов, – места себе не находит. Поссорились, говорит. Ты уладила бы как-то дело.

– Место он себе, кажется, нашел, – ответила я, – в Интернете.

– Да ему никто не нужен, кроме тебя. Как ты не понимаешь, ведь Интернет – это иллюзия. Иллюзия его мужской свободы, – горячо возразил Паша.

– Почему мне не нужна такая иллюзия?

– Но ты ведь женщина. – Он был искренне поражен глупым вопросом. А я возмущалась про себя мужской политикой двойных стандартов.

– Пашенька, прости, надо бежать, опаздываю, – соврала я, – увидимся.

Андрей не появлялся, но недостатка в его парламентерах не было. Мне звонили инструктор Орлов и курсант Рома. Наконец, позвонил Павел Александрович. Он скрипел, как рассохшиеся половицы.

– Лапочка, совсем нас бросила. Приезжай на выходных. Клуб оставили на аэродроме, на новых условиях. – Саныч покряхтел. – Повысили аренду вдвое.

Я пообещала.

– Занята, – ответила я. – Но попытаюсь выбраться.

Мне не хватало полетов. Я не подозревала, как они были мне нужны. Словно только наверху, в небе, на небольшой высоте я находила все, чего недоставало на земле. Поднимаясь, я всякий раз преображалась. И всякий раз восторженно встречала это преображение. Может быть, все бы изменилось, выберись я тогда на аэродром, мне было бы проще понять и простить Андрея. В небе утихали мнимые страсти, смирялось самолюбие, а мысли приходили безмятежные и снисходительные к себе и к другим.

Мы с папой отвезли маму на консультацию. Она действительно нуждалась в операции. Операция в Академии была дорогой. Папа влез в долги. Я устроилась в агентство недвижимости. Мобильный телефон разрывался с утра до вечера. За неделю я сбила новые набойки, показывая комнаты и квартиры в разных частях города.

– Я сейчас на Просвещения, – кричала я в трубку на улице. – Подъезжайте на Кирочную через час. Хозяйка на месте. Может показать квартиру.

– Есть подходящая комната в двушке на Ветеранов. Без хозяев. Показ в девятнадцать ноль-ноль.

За день я могла трижды пересечь город из конца в конец. Работа давала хороший заработок, усталость и полное забытье. Думать о неудачах в личной жизни просто не было времени. В течение месяца мы с папой расквитались с долгами.

Через две недели я сдалась. Я соскучилась. В девять вечера у меня был назначен показ на Садовой. Совсем недалеко от дома Андрея. Нужен был предлог, чтобы не уязвить гордость. Я решила зайти за феном. Ключей у меня не было, я позвонила в дверь. От радости, что сейчас увижу его, просто увижу, я невольно улыбалась. Подъезд старого дома отдавал знакомое влажное тепло. Дверь открыл Андрей, замер и побледнел. Прошло около трех лет, но я помню, словно это было вчера, его белое лицо, его голос, его сухую и короткую фразу, как выстрел:

– Извини, я не один.

Закрывая дверь, он повторил растерянно:

– Извини.

Это были его последние слова. Больше мы не встречались. Даже случайно. Город поглотил его, как зыбкий песок. Иногда я вздрагивала, если казалось, что в людском потоке мелькнуло его лицо, но, приглядевшись, убеждалась, что ошиблась.

– Он не один, – медленно повторила я, словно пыталась заучить новую, сложную формулу моей жизни. И долго стояла перед запертой дверь, пока не зазвонил телефон: – Это снова Алина. Ну что, мои китайцы посмотрели комнату. Им понравилось. Завтра можно заключать договор. Я машинально достала блокнот из сумки.

– Во сколько?

– Они учатся до трех. Можно в четыре.

– Хозяева требуют залог. Вы предупредили? Его можно разбить на три месяца.

Величину потери я осознала позже, а тогда стала жить по инерции. Ложиться вечером в постель, а утром подниматься, только лишь потому, что так принято у людей. Принято и необходимо спать, кушать, мыться и зарабатывать деньги, расселяя в квартиры неприветливого, серого, дождливого города таджиков, китайцев, узбеков, студентов из Новороссийска и строителей из Белоруссии.

Серая «Волга», взвизгнув тормозами, остановилась, перегородив мне дорогу. Из машины выглянул Юра.

– Самое, Маринка, ты английский знаешь?

– Литл бит.

– Вот ты-то мне и нужна!

– Учти, я только очень литл.

Он выскочил из машины, взял меня под локоть и зашептал:

– Ерунда, сойдет, слушай, самое. У меня интурист в машине. Везет, как утопленнику. Директор навязал на мою голову. Покатай его, самое, по городу, покажи, говорит. Какой-то знакомый жены, вроде, на конференцию приехал. Он завтра вечером улетает уже. А я ни бельмеса, я и по-русски, самое, не очень. Чудной попался, клокочет чего-то. Я не пойму. Выручи, Маринчик, съезди с ним в Эрмитаж, что ли. В долгу не останусь! У тебя, вообще, какие планы?

Планов не было. Вечерний показ был отменен. Я согласилась.

– У меня левая фара не горит, – ответила я.

– Не вопрос! Значит, договорились. Его Мишей зовут. Посмотри только, какой голубчик. – Юра распахнул дверцу машины.

– Тебе бы, Юра, в торговые агенты пойти. Ты мертвого уговоришь.