Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо

Образ мудрого отца нации — у политтехнологов его сконструировать, конечно, не получится, все искусственное всегда остается искусственным и теряется на очередном повороте. Зато такой образ легко сложится сам собой, когда Путину уже это будет не нужно — задним числом, в коллективной памяти. И даже фотографии со стерхами вне нашего контекста обязательно будут восприниматься максимально серьезно — вот он какой был, о природе заботился, с птичками летал, не то что нынешние.

Это неизбежность. Наверное, кому-то из нас, современников, это не понравится, но кто нас будет слушать — мы ведь тоже никого не слушали, и у нас была и наркомовская колбаса, и «Старые песни о главном», и прочая ностальгия по временам, которые ностальгии, в общем, не заслуживают. А они ведь, наверняка, уже все родились — и маркетолог, который придумает колбасу «как при Путине», и продюсер, который устроит «Дискотеку-2013» с постаревшей Ваенгой, и политтехнолог, который поведет на выборы «Путинский блок за Единую Россию». Этим людям что-то объяснять, наверное, будет бессмысленно, у них работа такая.

А всем остальным хочется и через сто лет напомнить среди прочего, что жил в России инженер Александр Долматов, который при Путине ходил на митинг, потом, когда начались аресты участников митинга и когда у него дома прошли обыски, убежал в Нидерланды, попросил политического убежища и, когда ему отказали, покончил с собой. И, что, вероятно, важнее и страшнее, — имейте в виду, что эта смерть никого и ничего не всколыхнула, не сотрясла устоев, не разделила жизнь на до и после, а просто осталась незначительной новостью в очередной сводке про «Болотное дело», совсем не на первой полосе.

Когда будете ностальгировать по путинским временам — просто вспомните об этом.

Новое всё

Кто-то местный остановил меня посреди улицы Спасской у крыльца Ленинского суда — что делать, что делать? Перекрытая полицией улица и несколько десятков болельщиков на проезжей части. Бегает Яшин, говорит всем: «Давайте раскачаем», имея в виду, кажется, какое-то скандирование. Дает интервью иностранцам Борис Немцов. Гудков-младший интервью, наоборот, не дает, потому что говорит, что кроме одного матерного междометия слов у него нет. И вот в такой обстановке ко мне подходит кто-то местный — что делать, что делать?

А я не знаю, что делать, и говорю местному — простите, мол, я не знаю. А он опять — нет, вы скажите, что делать. Вы же, говорит, видите, что кировских здесь — дай Бог если два человека. Все, говорит, решается в Москве.

Да, говорю, решается. А он опять: если москвичи ничего не сделают, то ничего вообще не будет. Ваше дело, Олег, никогда не раскроют, если москвичи ничего не сделают, — человек явно уговаривает меня что-то делать, и я уже злюсь, потому что ну а что делать-то, я не знаю, что делать, не умею.

Местный, кажется, не верит и сердито говорит «спасибо», и уходит, и я ему уже в спину: да за что спасибо-то. Хочется то ли плакать, то ли блевать. Даю, как Немцов, комментарий каким-то иностранцам, и, как Гудков, не могу найти слов, кроме матерных. Потом все-таки нахожу — «Катастрофа».

На оцепленную улицу из суда выезжают два микроавтобуса — в каком-то из них Навальный, в другом — Офицеров. Пресса бежит к следственному изолятору, как будто что-то можно разглядеть или услышать через стены. Всё, пять лет без Навального начались. А небо все точно такое же.

Через несколько минут Волков, начальник штаба Навального, объявит, что Навальный снимается с выборов. Это бред, это глупость, зачем делать им такие подарки — пусть сами снимают, помогать-то им зачем? Я злюсь, но Волкова я люблю, не люблю Каца, который в штабе, насколько я понимаю, второй после Волкова, и я ругаюсь — Кац, Кац, мурзилка. СМС от Волкова — это не мы, это он. Он — Навальный. Адвокаты как раз пришли от него из СИЗО, я спрашиваю — что, он действительно сам решил сниматься? Адвокаты успокаивают — нет, ничего не решил, завтра скажет, снимается или нет. Ну и дальше о более интересном: осмотрели вещи, поотламывали фильтры у сигарет (говорят, так положено), растворимую еду, супы и картошку, перемешали, и теперь непонятно, к какому пакетику какая инструкция относится. Нательный крестик отобрали, потому что драгметалл, не положено, вот был бы алюминиевый, тогда бы оставили. Еще часы — Алексей волнуется, что куда-то делись его часы. Часы у Юли в сумке, сам же ей отдал. Юля, когда пойдет к нему на свидание, скажет, чтобы не волновался. Стандартные, положенные в такой ситуации хлопоты. «Уехал».