Кажется, это мой последний глоток. Там, близ города живых, фляжку придётся бросить. Не пить же на глазах у людей человечью кровь.
Бегу по темноте. Скользят чёрные тени. Весь город мёртвых с ног на уши встал, как же, как же, предатель среди нас.
Какая сволочь донесла…
Артур, не иначе.
Лесок обрывается. До города далековато, а над пустошью мечутся чёрные тени.
Удивляюсь сам себе, как дошёл до такого. Скажи мне кто месяц назад, что побегу в город живых, и буду дневать без гроба, я бы такому рассмеялся в лицо. Надо мной и так подтрунивали, триста лет, ни разу вне гроба не дневал, домосед ты наш…
Луна кутается в тучу, мир рушится в темноту.
Бегу через пустошь.
Шум крыльев.
Наскоро шепчу отворотное заклятие, не знаю, поможет, нет…
Припоминаю, с чего всё началось.
С парня. Ну да, с парня. Нет, романтичнее было бы конечно, если бы встретил в городе живых прекрасную девушку, влюбился без памяти, и, несмотря на удушающий голод…
Только романтичнее не получилось. Парень. Он выходил из какого-то бара, изрядно навеселе, я ещё поморщился, не выношу, когда в крови какая-нибудь дрянь, хотя алкоголь, это ещё полбеды, порой там такая дрянь бывает, что мама не горюй…
Я бросил его на землю…
– Ты ч-чё, а?
Мне казалось, я ослышался. Не поверил себе, быть не может, чтобы эта тварь говорила. Говорила, как мы…
– Я т-те ч-чё сдела-та-а-а? Ты ч-чё, а?
Никакой ошибки быть не могло.
– З-за Л-ленку, ч-что ль? Да-а-а-о-о-онн-на сам-м-ма… шал-л-ава…
Луна вываливается из туч. Некстати. Падаю в траву, кувырком качусь за какую-то полуразрушенную хрень.
Парень. Ну да, парень. Его звали Сергей. Он подарил мне азбуку. Впрочем, по азбуке я ничего не понял, Сергей учил меня так, на пальцах.
– Ну?
Вспоминаю, как Сергей смотрит на меня. Строго, как учитель в школе.
– Чу-ден… Днепр… при… ти-хой… пагоде…
– Читай, что написано!
Не понимаю. Вчитываюсь…
– Чу-ден…
– Да нет, дальше.
– Не понимаю.
– При тихой по-го-де, при чём тут пагода, а? Где ж ты пагоды на берегу Днепра видел?
Снова прячется луна. Уже совсем собираюсь бежать, через поле, когда вижу рассыпанные на земле ржавые гвозди. Вот чёрт, догадался кто-то… да может, и никто не догадался, просыпал кто-то…
Считаю в спешке, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь…
Бли-и-ин…
…сто тридцать – сто тридцать один, сто тридцать два…
Бегу через пустошь. Луна, с-сука, вылезает из туч, таращится белым глазом…
Взмывают чёрные тени.
Артур. Ну да, Артур. Это он пил кровь Сергея. Там, за гаражами. Когда я увидел их, Сергей уже был мёртвый. Я бросился к Артуру.
– Ты чё, а?
Артур понял по-своему, протянул мне обмякшее тело.
– Держи… только маленько, мне самому жрать охота…
– Да нет… ты не понял, он…
Мечутся чёрные тени, пикируют на меня. вытряхиваю из мешочка на груди серебряную ложку, как она жжёт пальцы, блин, только бы не выронить…
Поднимаю над головой.
Ага, струхнули…
Боль прожигает до самого сердца, падаю в траву…
Артур…
И остальные.
Я не ожидал от них такого. Я рассказал им всё, всё, показывал книги, показывал какие-то схемы, как люди делают самолёты и корабли. Даже показал старенький планшетник, подарок Сергея.
Я ждал чего угодно. Что мне не поверят. Что поверят, и чуть не сойдут с ума от страшного откровения. Что…
Но не этого.
Меня слушали. Пожимали плечами. Да, бывает. Да, всё может быть. Да, может, и разумные… мало ли…
И выходили ночью в город живых.
Как всегда.
Бегу через поле. Ложка обжигает руку, чёрт, уронил, чёрт, не найти, чёрт… неважно. До города недалеко.
Всё им расскажу. Всё. Что нечего нас бояться. Серебряные пули. Гвозди, рассыпанные вокруг города. А если ничего не поможет, так добро пожаловать людям средь бела дня в город мёртвых, заколачивать осиновые колья в гробы, днём-то мы беспомощные…
Мечутся чёрные тени.
Ищут предателя.
Да… предателя…
Мысленно пытаюсь оправдаться… а что тут оправдываться, сами хороши… сколько можно… веками… вот так… людей…
Падает на меня чёрная тень.
Бью – что есть силы, кулаком, в переносицу.
Бегу в темноту ночи.
Даже не вижу, кто это был. Вроде бы Артур…
Что-то заставляет остановиться. Ну как что-то, вот они, рассыпаны по асфальту бумажные палочки, набитые табаком. Что-то люди делают с этими палочками, не знаю…
Раз-два-три-четыре-пять…
…сорок восемь, сорок девять.
Бегу по темноте города. Раз-два-три-четыре мусорных ящика во дворе, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь машин на стоянке, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять перекладин в ограде.
Рассказать им всё.
Всё.
Положить конец бесконечной войне.
И мне неважно, кто я буду после этого.
Раз-два… десять ступенек на крыльце. Раз-два-три-четыре охранника у входа.
– Я должен видеть главного.
– Он занят.
Смотрю им в глаза.
– Я должен видеть главного.
Остолбенели. Надолго ли, не знаю. Поднимаюсь по лестницам, считаю ступеньки, перила, столы и стулья в зале заседаний, министров… засиделись люди…
Главный человек смотрит на меня оторопело. Недоуменно.
– Я к вам…
Главный кивает, закатывает рукав…
– Кровь-то у меня не больно хороша… третий день непонятно чем питаюсь, запарились с бюджетом этим… и не спал чёрт знает сколько…
– Да нет… я… не за этим…