– Да и приземляться я не умею… – говорит Илья, – это Лешка у нас по приземлениям спец был… а я так… экзамен сдал на троечку с минусом, да и то потому, что декану всякого поднёс…
Тишина. Нехорошая какая-то тишина. Понимаю, что не слышу стук наших сердец. Да и есть ли у нас вообще эти сердца, отстучали, отбились своё, отлюбили, отстрадали, отсжимались от горя, отразбивались…
Сидим на ящиках вокруг самолёта, кому вообще эта дурная идея пришла в голову… самолёт… ах да, Вера Николаевна… которая с ним хотела разбиться…
Меня осеняет:
– Ну а если не приземляться?
– Гхм… и куда полетим?
– А в небо. Ты, Илюха, в небе был уже, знаешь… как там и что…
– Так я на Плутоне был… на Плутон тоже как-то опускаться надо…
– Ну… ты приземляться не умеешь, а то приплутониваться, разные всё-таки вещи…
– Там мои парни остались, – говорит Илья, – Лешка, Антоха, Витёк…
– Ну видишь… глядишь, и я своего Андрея в небе встречу…
– И как вы это объясните? – спрашивает шеф.
Я бы тоже у него спросил, как он это объяснит. Я это никак объяснять не собираюсь. Совсем. Вечером уходил, всё нормально было, морг как морг, трупы все по местам, а куда они денутся…
– Ну вы когда это обнаружили? – наседает шеф.
– Да утром сегодня. Прихожу, дверь открываю, как всегда – доброе утро, дамы и господа… смотрю…
– Сколько пропали?
– Трое… три…
– Гхм… ключи ещё есть у кого-нибудь?
– Н-нет.
– Раз дверь открыта была, значит, есть. Думать надо было… думать… это мы не любим, думать, нам бы только денежки получать, за вредность, за полезность…
Молчу. Мысленно материализую в руках ружьё, выпускаю в шефа обойму.
– Организации сатанистов в городе есть? – спрашивает шеф, смотрит на меня так, будто я все их наперечёт знаю. И в них во всех участвую, как смена закончится, так бегом на кладбище: сатана, помоги мне в безмерной беде…
– Хотя бы список пропавших есть?
– Есть, – киваю, обрадованный, что хоть что-то у меня есть, – вот… Краськов Илья Игоревич, семьдесят восемь лет ему было… лётчик-космонавт…
– Ма, а вон самолёт!
– Где самолёт!?
– А вон, летит… над лесом…
– Да не вижу я там никакого самолёта… куд-да в лужу полез, тебе миллион раз объяснять надо?
– Ма, да вон же, самолёт!
– Да нет там никакого самолёта, в лужу не лезь, ком-му сказала!
– Да оставь его, Люда, играют дети…
Поднимаемся. Выше, выше. Небо давит на голову. Думал, будет хуже. Терпимо. Ловлю себя на том, что мне не так уж и плохо. Пожалуй, первый раз за всё время чувствую себя хорошо.
Оказывается, не всё я знаю про мутации. Оказывается, недооценил то, что со мной происходит. Всё не так страшно, это не смерть, неправильно врач сказал, это не смерть, это начало новой жизни. Жизни в новом теле, какое оно у меня будет, руки как крылья, хвост…
Илья выхаркивает из себя синюю поросль. Теперь не поймёшь, где Илья, где поросль, всё одно, единое целое, какой-то новый сверхорганизм…
Приём, приём… слышу! Ага, парни, слышу! Лёш, ты, что ли? Ты чего там жуёшь, ты прожуйся сначала, потом говори! А-а, это поросль…
Не понимаю. Вроде бы Илья сидит без наушников, закрыл глаза, не видит, куда ведёт самолёт, слушает что-то, как будто – собственный внутренний голос…
– Чего там? – спрашиваю.
Да парни мои… ничего они не умерли, на Плутоне обосновались… с порослью этой породнились… у них там сверхцивилизация целая, чего только не умеют… а я, идиотище, боялся…
Киваю. На Плутон так на Плутон. Один хрен приземлиться не сможем, может, хоть приплутониться получится…
Оборачиваюсь, только сейчас вижу ещё одного пассажира за спиной. Ёкает сердце, это что-то новенькое, не помню, чтобы он в самолёт заходил…
– Вы… вам что?
– А мне Веру.
Вера Николаевна оборачивается, смотрит на сидящего сзади, узнаёт и не узнаёт…
– Андрей!
– Уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть ремни, до посадки на Плутон осталось…
…разбился самолёт Цетус, погибли все пассажиры, причина крушения – неисправность топливного бака, по предварительным данным…
Лампа
Лампа, конечно, та ещё сука.
Ну не сука она, конечно, а Лампа… ну, как бы это сказать…
Просто не люблю я таких. Очень не люблю. Вон она, сидит перед нами, сверкает, вся из себя, в красном платье, сидит перед чашечкой кофе, рассуждает:
– Я, девочки, знаю, что стану звездой. И если я чего-то хочу, девочки, я этого добьюсь. Я такая…
Вот я таких не люблю. Вот таких. Нет, я всё понимаю, не такие в наше время просто не выживают. Которые не светятся. Которые локтями не расталкивают. Которые глотки не рвут. Которые не заявляют с важным видом:
– Если я чего-то хочу… будет по-моему.
Вы на неё только посмотрите. Вот спросите меня, вот когда она к нам в контору пришла? А я вам скажу. Месяц назад. Начинала с фойе, где всякие посылки-подарки разбирают. А сейчас она где? Не знаете? А я вам скажу. В кабинете начальницы, вот она сейчас где.
И за какие такие заслуги?
А ни за какие. Она светится, а мы нет.