Реализация (СИ)

— Обязательно отметим. А Филатов не сообщил вам, что заставило его пойти на это преступление? — Я посмотрел на разом взмокшего Леонова.

Парень даже схватился за воротник гимнастёрки, словно та его душила.

Он только-только оправился после известия о том, кто стоял за спиной у Каурова, а тут ещё одна, ставящая всё с ног на голову, новость.

Я и сам находился почти в шоковом состоянии. И ведь непохоже, что беляк врёт. Какой смысл ему наговаривать на Филатова?

— Токмаков узнал о его тёмных делишках. Филатов испугался, что всё вскроется, включая нашу связь. Делом могло заинтересоваться местное ГПУ, и тогда всё бы пропало. Высшая мера социальной справедливости или как там ещё у вас называется расстрел?

Я промолчал, и Кауров продолжил:

— Филатов, конечно, жадный, но далеко не дурак. Обставил всё так, чтобы подозрение упало на бандитов. Тем более Алмаз давно мечтал свести с Токмаковым счёты. В итоге все поверили в эту версию.

Это точно. Даже Смушко был убеждён в ней на сто процентов и эту же уверенность передал мне. Ну а я вместо того, чтобы копнуть историю поглубже, занялся хитрым планом по истреблению шайки Алмаза.

Хороший урок на будущее, товарищ начальник милиции! Нельзя принимать на веру даже то, что всем кажется незыблемой вещью.

— Да, ему удалось всех провести, — с горечью признал я. — А вы знаете, что погиб не только Токмаков? Была убита и вся его семья. Жену и дочь Бориса изнасиловали на глазах у мужа.

— Лес рубят, щепки летят, — поморщился Кауров, а я ощутил желание как следует врезать ему по поганой морде.

Нужно быть последней сволочью, чтобы так считать. Неужели, Кауров окончательно превратился в какого-то выродка? А ведь когда-то это был блестящий офицер…

— То есть вас это не смутило? — хмуро спросил я.

— Жестокое время требует жестоких мер, — покачал головой Кауров. — В любом случае, я к этим смертям не причастен. Надеюсь, вы не забываете фиксировать это в протоколе.

— Мы ничего не забываем, — заверил я.

Глава 27

Глава 27

Городской филиал «Лубянки» находился неподалёку от моего отделения, занимая неказистый двухэтажный домик из красного кирпича.

— Товарищ Кравченко здесь? — спросил я дежурного.

В руках я держал потёртый кожаный портфель.

— А вы кто будете?

Я показал удостоверение. Дежурный изучил его от корки до корки и только тогда произнёс:

— Товарищ Быстров, извините. Возможно, вы не знаете: сегодня товарища Кравченко арестовали.

— Петроградское руководство, товарищ Маркус? — уточнил я.

Дежурный кивнул.

— Понятно. А где сейчас находится товарищ Маркус?

— Здесь. Но у него важное совещание. Он проводит его совместно с Жаровым.

— Архипа выпустили?

Дежурный улыбнулся.

— Сегодня утром.

— Это хорошо. Передайте, пожалуйста, что явился начальник городской милиции. Уверен, товарищи Маркус и Жаров непременно захотят увидеть меня.

Я не ошибся. Стоило только дежурному доложить о моём приходе, как меня тут же позвали в кабинет.

Окна были открыты, но даже врывавшийся с улицы ветер пасовал перед густыми клубами табачного дыма. Снаружи доносились голоса людей, скрип колёс и постукивание копыт.

Кроме Маркуса и Жарова в кабинете сидели ещё несколько незнакомых людей в военной форме. Все они как по команде уставились на меня, когда я открыл дверь и доложился:

— Здравия желаю. Разрешите представиться, Быстров — начальник милиции.

— Ну, здравствуй, начальник милиции! — по праву старшего первым среагировал Маркус. — Откуда узнал о моём приезде?

— Связался с товарищем Шмаковым, — не стал скрывать я. — Он и сообщил, когда вы будете у нас в городе. Уж извините, что на перроне встретить не получилось.

— А что такое? — усмехнулся латыш.

— Да так… Не хотел, чтобы меня арестовали до того, как я проясню для себя несколько моментов.

Маркус, дотоле сидевший с видом каменного сфинкса, еле сдержал улыбку.

— А что, теперь, выходит, узнал что-то новое?

— Так точно, узнал, — по-военному отрапортовал я.

— Товарищ Маркус, — приподнялся Архип. — Разрешите поблагодарить товарища Быстрова. Если бы не он, правда бы так и не вскрылась, и предатель Кравченко остался бы на свободе.

— Потом поблагодаришь, Архип, — устало попросил я.

— Э, нет. Такое не забывается! Я теперь у тебя до гробовой доски в должниках, — произнёс Жаров.

С его лица не сходила радостная улыбка, и я понимал причину хорошего настроения начальника рудановского отдела ГПУ: шутка ли — снова оказаться на свободе, после всего, что произошло.

— Товарищ Жаров всё правильно говорит, — рассудительно произнёс латыш. — Вы многое сделали для того, чтобы правда выплыла наружу. Но теперь справедливость восторжествовала: Кравченко арестован, Архип Жаров выпущен на свободу, с него сняты все обвинения. Бывший белогвардейский офицер Шакутин может больше не опасаться за своё будущее. Так ему и передайте — вы же теперь держите с ним связь…

— Да, — без особого энтузиазма кивнул я.

— Скажу вам по секрету, товарищ Быстров, у ГПУ на него большие планы. И всё это произошло во многом благодаря вашей настойчивости и смелости. От лица всего ГПУ объявляю вам благодарность! — торжественно объявил латыш.