Реальная логика понятий

Всякое знание или мастерство, передаваемое другому человеку с помощью языка, но не способом «смотри и делай, как я», представляет собой формальную систему, поскольку слова-знаки в этой системе ничего, кроме своих символьных значений, не выражают. Это свойство знаковых систем проявляется в современных аксиоматических теориях: в них первичные термины («первоначала», по Платону) бессодержательны вовсе; «они лишь ощутимы», т. е. семантически отличны от терминов какой-либо другой формальной теории и по соглашению «истинны». Новые «истины» (или теоремы) в такого рода теориях выводятся по заданным правилам из исходных; выведенные таким способом новые «истины», являющиеся различным «сплетением» первичных терминов, могут получать свои собственные имена, а каждый желающий, проделав обратный путь по цепочке вывода, может получить «объяснение» каждой теоремы в терминах первоначальных имен. Что касается первичных терминов, то к ним ни грамматика, ни какие-либо присоединения вспомогательных слов неприменимы. Более того термины формальной теории функционируют без какого-либо «иного», т. е. они «истинны» по определению. Отсюда и возникает «мнение», «что-де начала непознаваемы, а род сложенного познаваем» (202 е).

Наконец, рассмотрим пример знания, которым, согласно «сну Сократа», пользовался тот, кто формулировал принцип его «неполноты». Как известно, слова разговорного языка состоят из слогов, а слоги из букв. Заметим, что буквы – это своего рода первоначала, не делимые далее элементы слов, и они в рамках морфологии данного языка не подлежат обоснованию и, следовательно, они непознаваемы. Из букв можно составлять различные сочетания, но не все они становятся словами. Исследовав, к примеру, все возможные сочетания из двух букв, мы обнаружим, что какая-то часть из них суть слоги или даже слова языка, но основная их масса – нет. В терминах «порядка и хаоса» можно сказать: слоги, а также слова представляют порядок в мире букв, остальные их комбинации – хаос. Слог – первое «целое», которое составляется из букв данного языка; все слоги, из какого бы числа букв они не состояли, образуют множество морфем данного языка. Всякую морфему, как и не морфему, можно «объяснить» лишь индуктивно, назвав последовательно буквы, из которых она состоит. Идея же слога, хотя она и содержится в каждом слоге, восходит к более высокой идее – морфологии языка, включающей не только словарный запас и грамматику, но и алфавит, т. е. то первоначало, которое само по себе языком не является. Действительно, не зная данного языка, мы не в состоянии вынести правильное решение, является ли данное сочетание букв слогом или же случайным сочетанием букв. Отсюда и вытекает, что элементы целого, когда они рассматриваются как единичные сущности, на самом деле лишаются сущности и, наоборот, получают осмысленность, когда рассматриваются с позиции общего. Подобно тому, как части, из которых состоит колесница, не воспринимаются как ее детали, если их рассматривать порознь, но объединенные общей идеей, составляет вместе целое, идея которого – быть боевым транспортным средством.

Таков предварительный вывод и вывод достаточно конструктивный; он указывает путь к решению главной проблемы диалектической эпистемологии, значение которой осталось не понятым современной теоретической наукой. В ней возобладал формализм, и она, в конечном счете, оказалась втиснутой в рамки аристотелевской формальной логики с ее категорическим запретом на противоречие. Ведь для того чтобы первоначала любой формальной системы cтали понятными, необходим особый этап в процессе познания, а именно: этап изучения ее первичных понятий (по Платону, первоначал), что составляет основу всякого обучения как ремеслу, так и теоретическому знанию. «Ведь, обучаясь, ты только и делал, что старался различить каждую букву самое по себе на взгляд и на слух, чтобы при чтении и письме тебя не затрудняло их расположение…И если бы кто-то утверждал, что слог познаваем, а буква по своей природе непознаваема, то мы подумали бы, что он волей-неволей впадает в детство» (206 a, b). Следующий вывод таков: правильного мнения с объяснением, т. е. знания первоначал и правил построения теорем из них, также недостаточно для истинного знания, хотя знание его грамматики и является неотъемлемой частью для составления правильного мнения о предметах данного знания, ибо «объяснить – значит, выражать свою мысль звуками с помощью глаголов и имен, причем мнение, как в зеркале или в воде отражается в потоке, изливающемся из уст» (206 d). Отсюда и выходит, что бывает правильное мнение с объяснением, но и его нельзя отнести к единственно правильному пути построения знания; «правильное мнение с объяснением» всего лишь один из способов уяснения знания, но не завершающий способ его постижения.