Реальная угроза

Вместе с остальными я занял свое место, вдел в правое ухо миниатюрный наушник для получения голосовых сообщений от компьютера и, преодолевая вполне естественное волнение, попытался сосредоточиться на показаниях многочисленных приборов, которые в большинстве своем дублировали такие же приборы на штурманском пульте.

На кораблях третьего класса летная вахта обычно состояла из четырех офицеров (связист, а тем более стюардесса, не в счет) – штурмана, его помощника, навигатора и оператора вакуумного погружения. Собственно говоря, все четверо были специалистами одного профиля и вместе делали одно дело – управляли кораблем. Просто каждый из них исполнял свою задачу: навигатор прокладывал курс, штурман с помощником вели корабль по курсу, а оператор погружения поддерживал необходимое состояние вакуума за бортом. Раньше, на заре межзвездных полетов, эту функцию осуществлял инженер-физик, но позже, с усовершенствованием сверхсветовых ходовых систем, физическая сторона процесса отошла на второй план, и теперь погружением ведал пилот. Или навигатор – особой разницы не было. Как таковая, должность навигатора присутствовала в штатных расписаниях отдельно от пилотской лишь в силу традиции. Да еще потому, что навигатор был больше теоретиком, а пилот – практиком. Но хороший специалист должен быть одинаково силен как в теории, так и в практике, поэтому нередко случалось, что штатный пилот выполнял навигационные счисления, а навигатор нес вахту на месте штурмана. В моем дипломе было указано: «пилот 4-го класса, навигатор 4-го класса» – это высшая квалификация, которую мог получить выпускник летного колледжа. К примеру, Элис по пилотированию имела пятый класс, а по навигации только шестой, но притом считалась одной из лучших в нашем выпуске.

Томассон отдал приказ начать предстартовую проверку систем. В основном это была моя обязанность как помощника штурмана. Поначалу я волновался, боясь где-то ошибиться, что-то пропустить, но процедура была мне хорошо знакома, так что вскоре я успокоился и дело пошло на лад. Протестировав системы управления и получив доклады о готовности других корабельных служб, я передал сводный отчет штурману Топаловой, а она, в свою очередь, отчиталась перед шкипером.

Командор Томассон вызвал диспетчерскую космодрома и запросил разрешение на старт. В ответ мы получили номер взлетной полосы, схему воздушного коридора и рассчитанный по секундам график полета вплоть до выхода на орбиту.

– Выполняйте, – коротко бросил шкипер, откинулся на спинку кресла и попросил стюардессу приготовить кофе.

– Активизировать гравикомпенсаторы, – распорядилась Топалова. – Антигравы – мощность девяносто, отклонение ноль. Запустить реактивные двигатели.

– Есть, гравикомпенсаторы, – ответил я. Теперь сила тяжести на борту «Марианны» регулировалась искусственно и должна была оставаться на уровне 0,93g, как на поверхности Октавии, независимо от ускорения корабля и внешних гравитационных полей. – Антигравы включены. Нагрузка на шасси – десять процентов. Реактивные двигатели запущены.

Топалова выдвинула штурвал и увеличила тягу. Корабль сдвинулся с места и, постепенно набирая скорость, покатился по рулежной дорожке к указанной нам полосе. Благодаря антигравам, на шасси приходилась лишь одна десятая веса «Марианны», что исключало риск их повреждения. При всей прочности своей конструкции, они могли удерживать полный вес корабля лишь в состоянии покоя или при самом медленном передвижении.

Фрегат вырулил на взлетную полосу секунда в секунду по графику. Глядя на космодром с высоты двенадцатиэтажного здания, я думал о том, что аэродинамический взлет для таких громадных кораблей, как «Марианна», – чистейшее пижонство и напрасный расход термоядерного топлива. Куда проще, быстрее и экономичнее было бы поднять фрегат на антигравах, придать ему вертикальное положение и уже тогда запустить реактивные двигатели. Но при этом терялась вся эстетика взлета – а людям всегда было присуще стремление к красоте, которая, как известно, требует жертв.

– Ну, начинаем!

Топалова резко увеличила тягу, и фрегат, быстро ускоряясь, помчался вдоль полосы. Для разгона ему потребовалось добрых десять километров.

– Есть скорость отрыва. Взлет!

«Марианна» оторвалась от поверхности и со слоновьей грацией взмыла в небо. Говоря «со слоновьей», я вовсе не иронизирую. Если бы вы увидели танцующего слона, то наверняка были бы очарованы его движениями.

– Убрать шасси!

– Есть! – отрапортовал я. – Шасси убрано.

– Переходим звуковой барьер…

Где-то снаружи громыхнуло, но мы ничего не услышали и не почувствовали. Корабль обладал полной звукоизоляцией как от внешнего мира, так и между отсеками, а его остов и внешняя обшивка были сделаны из особого сплава титана, который, наряду со сверхпрочностью, обладал высокой сопротивляемостью к вибрациям. Здесь, в носовой части «Марианны», мы совсем не ощущали работы двигателей, а знали, что они действуют, лишь по показаниям приборов. Да и в кормовых отсеках вибрация была минимальной.