– Ну и во что ты впуталась, Лира? – вопросила Муся, забираясь в уют-ное переплетение ветвей и закидывая ногу на ногу. Вот ведь странное соз-дание! Мне выговаривает за то, что я перенимаю у людей слишком много слов и мыслей. А их манеры перенимает сама, да с какой скоростью! Надо бы ей поменьше работать с кинорежиссёрами. – на тебе лица нет!
И мне пришлось им всё рассказать. Хотя, видит небо, так не хотелось! Даже Альханэ. Творчество это слишкое личное. Но мне нужна была
помощь…
– Понимаете, я совсем забыла про кризис. В любом начинании обяза-тельно наступает момент, когда у человека иссякает первичный запал, и тогда…
– Можешь не объяснять, – буркнула Муся. – Сначала у всех без исклю-чения период «Я гений!», затем «А может, и нет…», чуть позже – «Кто угод-но гений, кроме меня…» и так далее, пока не дойдет до «Я ничто и звать меня никак!» – и тогда начинается новый круг. Что дальше?
Сбившись с мысли, я замолчала. Голова все еще болела невероятно, крылья ломило…
– Вы увлеклись, – догадалась Альханэ. Вы с Аркадием.
– Да, – подхватила я – именно! У него новые тексты – какие-то осов-ремененные мифы – и вот, когда мы только-только начали улавливать изюминку стиля чтобы получилось традиционно и одновременно своеоб-разно, – хлопнула дверь, да так, что меня просто снесло с люстры…
– Про Аллочку ты и забыла, – кивнула Муся. – У вас на тот момент бы-ло «Я гений!», а у неё стряслось «Я никто!».
Ну да… Я поморщилась. Голова! При одном воспоминании… «Нет, ну почему я все должна тащить на себе! Зачем я вообще вышла замуж? Ни-кому я тут не нужна! Что толку быть художником, если вид собственного дома тебе безразличен?!» Он, конечно, пытался что-то возразить… говорил, что его творчество приносит радость людям…
– Разумно, – одобрила Альханэ.
– Но она сказала, что лучше бы оно приносило деньги, – продолжила я, а то не на что ни закончить ремонт, ни купить новую мебель… И сно-ва поморщилась.
– Нда… – изрекла после паузы Муся. – Диагноз ясен. Теперь скажи главное.
– Что значит «всё зачем»?
– В самом деле, Лира, – осторожно вступила Альханэ. – Если тебе нуж-на пыльца, мы дадим сколько надо – не вопрос. Но что ты собираешься де-лать дальше?
Я вздохнула.
– Слетать туда и разобраться, как всё исправить… И что я сделала не так. Возможно, мне вообще не стоило вмешиваться. Но, понимаете, каждый раз, когда она врывалась в комнату и кричала, что он ей что-то должен, она буд-то в душу к нему врывалась…
– Да тебе-то что? – удивилась Муся. – Ты не ангел-хранитель, чтобы радеть о душах. Он для тебя как цветок для пчелы – просто источник пыль-цы. Хоть и хороший, надо признать, источник.
– Ну вот ещё! – возмутилась я. – Муся, твой цинизм меня всегда заде-вает. Неприятно…
– Лира, – снисходительно сказала Муся, – не всё то цинизм, что не ро-зовые очки. Но ты не ответила.
Я чувствовала такую слабость, что хотелось плакать. Но нашла в себе си-лы глянуть Мусе в глаза – миндалевидные, чуть раскосые, редкие среди муз, а сегодняшним вечером черные.
– Я ведь, заметь, чувствовала то же самое, что и он… Каждый раз, когда она прерывала процесс творения, у меня было чувство, будто мне прищеми-ли крыло!
Кстати, это чистая правда.
– Даже оба, – вставила Альханэ. Вид у нее был отсутствующий.
– Как? И с тобой такое случается? – Я несказанно обрадовалась подде-ржке и в то же время удивилась. – Но… Дети ведь не доставляют проблем?
Да, вздохнула Альханэ, только они быстро растут и взрослеют и начинают себя ограничивать… и меня заодно.
– Сколько тебе нужно пыльцы? – Мусе надоело ждать, и она, как всег-да, поставила вопрос ребром.
– Сколько дадите, – пробормотала я. Мне почему-то стыдно было на них смотреть.
Они дружно взмахнули крыльями – и на меня пролился целый поток энергии синей, красной, желтой от Муси и сиреневой, опалово-огнен-ной, сапфировой – от Альханэ… Дело было, конечно, не только в цвете. И даже не в количестве. Хотя Альханэ отдавала больше.
Дело было в самой пыльце возрождающей… животворящей… вдохнов-ляющей… Через считанные секунды мир перестал казаться таким темным и запутанным, а крылья у меня ожили и затрепетали. Легче стало настолько, что я впервые за вечер обратила внимание за нимб Муси. Он был… чёрным. Чёрный нимб? У музы? Оригиналка! Я от души захохотала.
– Ты, конечно, как знаешь, – заявила Муся, перехватив мой взгляд, – но лично я бы просто оставила на этой Алле знак, и пусть са-ма с собой разбирается. – И, напоследок картинно полыхнув глазами (вышло очень эффектно!) – легко выпорхнула из моего домика. Вот в этом она вся! Просто помочь ей мало. Обязательно нужно разбавить доброе дело советом.
Альханэ улыбнулась на прощанье и молча выскользнула следом. В этом тоже она вся… Нет, и Муся совсем не жадная! Но Альханэ – щедрая.
Алла лежала на новом диване, почти с головой закутавшись в бежевое
одеяло.