Реальность и мечта

«В последнее время много спорят о том, как должна толковаться классика на сцене и на экране. Вам не раз приходилось выступать в ролях классического репертуара. В кино это Митя Карамазов, в театре Рогожин, Ричард III. Каково Ваше мнение в этом споре?»

Этот вопрос волнует многих.

Жизнь изменчива, нельзя смотреть на классику глазами 20-х, 30-х и еще каких-нибудь годов. На нее надо смотреть только глазами сегодняшнего человека. И в ней надо искать ответы на сегодняшние вопросы. Классика — это не мемориал, не знаменитый театральный Музей Бахрушина в Москве, а живой театр, который тем и силен, что всегда современен. Как только театр теряет связи с жизнью, он становится неинтересным, каким бы знаменитым, академическим и традиционным в самом прекрасном смысле этого слова он ни был.

Театр всегда велик своей созвучностью времени. С этим спорить, я надеюсь, никто не будет. А раз так, то как же классику можно смотреть или ставить, опираясь на традиции или даже решения, которые были живыми в давно ушедшие годы? Согласен, что не надо переворачивать классическое произведение с ног на голову, но убежден, что надо находить в Шекспире, в Достоевском, в Толстом то, что тебе близко. Я лично не представляю себе ни одной из классических ролей, коль скоро она не помогла актеру высказать то, что его волнует.

Да и лучшие работы разных лет всегда подтверждали это. Поэтому суть подобного спора я не очень, честно говоря, понимаю. Ричард III для меня — это не историческая личность, а характер, через который я могу сказать нечто такое, что мне кажется существенно важным. Точно так же как характером является почти безымянный ворошиловский стрелок. Другой вопрос, что в этих характерах кажется тебе важным, угадываешь ли ты нужную ноту в произведениях классиков и современников.

Если классика берется в союзники для выражения тех чувств, мыслей, которые сейчас не нужны, вот тут действительно получается провал по той простой причине, что даже гении прошлого не осветят мысли, которая выражена неточно, или неверно, или несвоевременно. А если мысль истинно актуальная, трепещущая, живая, кровоточащая, то классика, конечно, оружие острое, сильное и могучее. И классические произведения всегда помогали лучшим художникам выразить с наибольшей силой и четкостью ту или иную гражданскую, творческую, человеческую позицию. Вот так я отношусь к своему участию в классическом репертуаре. В этом понимании нет ничего нового. Просто я хочу жестко подчеркнуть, что без нынешних глаз ставить классику вообще бессмысленно.

Очень много писем я получил когда-то после картины «Председатель». Оценивали образ Трубникова по-разному. Например, В.Тимоненко из Смоленска закончил свое письмо так:

«По-моему, самое главное заключается в том, что такие, как Трубников, увлекают людей на подвиг и вселяют веру в будущее. Вспомните Нагульнова (из «Поднятой целины») и сравните с Трубниковым. Это нравственный герой».

Эта точка зрения близка мне как исполнителю. Многие же зрители утверждали, что мой председатель — деспот, диктатор и его руководство построено только на крике. Но с таким мнением я категорически не согласен.

О производственной теме мне запомнилось письмо Геннадия Ивановича Чернова, в прошлом директора завода «Красный котельщик», в котором он сопоставлял факты его жизни с ситуацией, изображенной в пьесе «День-деньской». У меня вообще находят душевный отзвук утверждения моих корреспондентов о том, что «необходимы герои неистовые, страстные, те, которые стучатся в сердце, бьют в набат, будят дремлющую совесть, взы- скуют, заражают своим настроением».

Что греха таить, радуют письма, где тебя хвалят: как говорится, доброе слово и кошке приятно. Но все же дольше всего остаются в памяти те письма, в которых чувствуется серьезное, заинтересованное отношение к работе театра, к труду актера.

Как-то мне написал из Якутии буровой мастер Виктор Евсеевич Ротин. Он не соглашался с моим исполнением роли Друя- нова. Но такт, с которым он высказал свои соображения, его любовь к театру вообще и к Вахтанговскому в частности, знание нашего репертуара, их вдумчивый разбор невольно наводили на мысль: а ведь исполнители играли бы с большей отдачей (они же всегда интуитивно чувствуют настрой аудитории), будь побольше таких зрителей на спектаклях.

Очень часто и в письмах, и на зрительских конференциях меня спрашивали о том, какие качества необходимы настоящему актеру. Этот вопрос из разряда вечных и непременных, задавали его и журналисты, и люди, которых, может быть, удивляет или привлекает специфика, необычность нашей профессии, особенно те юноши и девушки, которые мечтают взойти на сцену.