Естественный путь для них страшен; порой он и впрямь бывает страшным даже для меня, ибо проходит через кровь, боль, заблуждения и ошибки. Но по-настоящему страшен лишь тот тупик, что притворяется широкой светлой улицей. Войны и катастрофы, трагедии и преступления рождают опыт, и нет другого способа приобрести его. Добро, существующее в отсутствии зла, не прошедшее проверки на прочность и не укрепившее себя победой — не добро, но лишь иллюзия добра. Ребенок делает первый шаг, спотыкается и падает; дело родителей — помочь ему набраться уверенности в том, что следующий шаг будет удачней, а не брать на помочи, оберегая от падения и не позволяя научиться ходить. «Упадешь, — говорит неразумная мать. — Упадешь, не лезь!» «Не бойся, — говорит мать разумная. — Упадешь — поднимешься!» Любовь и забота не в том, чтобы удерживать — а в том, чтобы верить, что зависящее от тебя может стать независящим, самостоятельным, способным на шаг… Я размышляю об этом, сидя перед окном призрачного замка Беспечальность, кармана в стене мира, и чувствую за спиной нетерпеливое дыхание истинного создания Триады, а перед собой вижу радужную сферу, разделенную натрое и наполненную жизнью. То, на что брат мой смотрит с вожделением разрушителя. То, на что я смотрю с интересом исследователя. Он создал красивейший из виданных мной бессчетных миров. Устройство Триады причудливо, но гармонично. Три ниши, три пути — сольются ли они в один, объединив силы и опыт; или разойдутся навсегда, лишатся и последнего шанса на понимание? Какое бы направление они не выбрали — решать только обитателям; я лишь сорву оковы с трехмирья и населяющих его смертных, восстановлю изначальные законы и дам им свободу. Льется, льется вечная завеса дождя, омывает окно — слезы неразумного, считающего себя преданным. По ту сторону ливня — они, бездумные боги-самозванцы, присвоившие себе чужую славу, назвавшиеся Сотворившими и немало солгавшие обитателям трехмирья. Как я не могу напрямую достичь их — так и они не могут коснуться меня, ударить, вытеснить… вечный паритет, вечное вращение вокруг точки равновесия, вокруг места, служащего каналом изнутри наружу. Места, где все силы равны, и где нет ничьей власти, места, откуда равно близко и до них, и до меня. Молитвы, доносящиеся оттуда, равно слышны и им, и мне — но брату моему Фреорну не возносят там молитв, ибо если нельзя подчинить себе место силы, то можно надежно охранять его. Впрочем, надежно ли?.. Чтобы достичь самозваных опекунов напрямую, нужна сила, много силы — но ее пока еще не хватает, а когда настанет срок, не я, но глупый злобный брат мой пройдет через пробоину в стене, и каков бы ни был исход схватки — победа будет за мной, ибо я шагну следом и прикончу уцелевшего. Брат мой Фреорн не ведает, что его поджидает ловушка, он думает, что я дам ему ключ и открою дверь, дабы он вознес карающий молот над живым, живущим миром. Этому не бывать.
Стены его дождя, слезы его ненависти отвратительны мне, как и его желания, но я принужден до поры созерцать лишь бесконечные потоки призрачной воды, стекающие с неба на землю; с неба, которое никогда не прекращает плач, на землю, которая никак не может напитаться влагой. Темно и уныло в замке, что некогда звался Беспечальностью, в замке на грани трехмирья, тягостно и монотонно, словно капли, тянется тягучее время… …и я едва не пропускаю миг, когда сфера — сфера силы, на которой лежат две ладони — вдруг оживает, наливаясь золотым светом, радужным сиянием, пульсирует и раскаляется… Кровь!.. Кровь, которой не хватало, чтобы наполнилась до краев чаша. Как не вовремя, до чего же не в срок… …но пролитое не вернуть, как не закрыть рану, и я исчисляю капли, и каждая — золото, на вес золота, драгоценность; но я не один — а капли падают все медленнее, их слишком мало, опять, ОПЯТЬ мало!.. Нити — на пальцах моих, марионетки — на нитях, и я ищу среди них того, кто даст мне последнее недостающее. Ищу — и нахожу!
Самый неудобный инструмент, самая скользкая игла, которую я выкинул бы прочь, дабы не вертелась в пальцах — но он ближе всех к тому, в чьих жилах недостающее; а затратив толику сил, я сумею сделать упрямое — послушным! Двое — рядом, и оба окажутся в моей власти, положив конец долгой игре! Ты не служил мне верно, ты никогда не понимал, ты никогда не был достаточно терпелив, чтобы дослушать, понять, осмыслить. Ты отказался от меня, оградил себя осколком камня равновесия, заткнул уши, презрев мой зов. Вы оба послужите мне, и послужите верно!..