Реальный мир. Дворы и бульвары

Днем с Фараоном гуляет самый младший хозяин. Когда они идут по улице – хозяин гордо держит Фараона за ошейник – прохожие останавливаются и смотрят вслед: не часто увидишь собаку одного роста с хозяином.

Чтобы попасть на пустырь, надо пересечь улицу. Тщетно хозяин пытается это сделать в самом удобном, на его взгляд, месте. Пока они не дойдут до «зебры» со светофором, Фараона с тротуара не стащить. А если хозяин настаивает, Фараон и огрызнуться может. Дойдя до светофора, они останавливаются и ждут. Непонятно, что различает Фараон: цвет или место загоревшейся лампы, но на не зеленый свет он не пойдет. И не надейтесь.

Но вот под ногами трава, ошейник отпущен, и мощными плавными прыжками Фараон летит вперёд. Именно летит, настолько лёгок его бег. Из бездонного мальчишеского кармана извлекается теннисный мяч, и Фараон взмывает в прыжке, ловит мяч распахнутой пастью.

– Ты с мячом поосторожнее, – советует владелец изящной чёрно-белой колли. – Моя как-то чуть не подавилась таким, а у твоего пасть…

Фараон останавливается на бегу и оглядывается на голос. Убедившись, что расстояние между говорящим и хозяином достаточно безопасно, он продолжает игру.

Собак на пустыре прибавляется, игры становятся общими. Разномастная свора галопом, карьером несётся по кругу. И уже невозможно разобрать, кто за кем гонится, а кто сам по себе бегает. Фараон снисходителен к маленьким – а здесь все меньше него – и не обижается, если они в пылу игры и облают его.

И вдруг всё меняется. С пронзительным сварливым лаем в круг врывается лохматый грязно-белый клубок шерсти, наскакивает на собак, всячески провоцируя драку.

Люди подзывали и уводили своих собак.

– С ней связываться… – бросил в сердцах владелец вёрткого светло-рыжего боксёра. Разгорячённый игрой, тот крутился, не давая пристегнуть поводок.

А через пустырь к ним спешила, спотыкаясь на высоких каблуках, шарообразная хозяйка скандалиста. Проклятия и обвинения лились свободным буйным потоком.

– Развели!.. Затравили!.. Носит их тут!.. – она так спешила, что мешала самой себе.

Выронив палку, Фараон со спокойным интересом наблюдал за беснующейся парой, пока хозяин не кинулся его оттаскивать. Вцепившись обеими руками в ошейник, мальчуган закричал.

– Фу, Фараон! Нельзя! Не смей!!!

– А ну убирай своего! На цепи держи! Стрелять таких надо!!!

Фараон морщил губу, показывая огромные клыки, но его нежданные противники не унимались.

Фараон не рвался, даже не пытался шагнуть вперёд. Он стоял неподвижно, и двигалась только голова. Там налились кровью глаза, распахнулась огромная пасть и вырвался гулкий, отдавшийся эхом лай. Собачонку будто взрывной волной приподняло и отбросило в сторону, а её лай сразу стал жалобным визгом. Хозяйка бросилась к ней и схватила на руки.

– Хулиган! В милицию сдам! В колонию!.. Бандит! Да я… – она захлебнулась словами и побежала к дальним домам.

Фараон завилял хвостом и, обернувшись, одним взмахом языка облизал лицо хозяина.

– Молодец твой, – рассмеялась владелица пекинеса, переждавшая грозу за деревом. – Голова дерётся, а тело стоит.

– Он меня повалить боится, – объяснил мальчик, обтирая лицо рукавом.

– Молодец, – повторила женщина. И посоветовала. – Только лучше уходи сейчас, а то она и впрямь милицию приведёт. С неё станется.

Говорят, через неделю Фараон и скандалист снова столкнулись, вернее, тот сам налетел на Фараона. Но Фараон гулял со старшим хозяином и сделал ответный прыжок. Говорят, он только взмахнул головой, обнажив клыки, и даже не сжал челюстей. Но это говорят.

Во всяком случае, ни на пустыре, ни в других «собачьих» местах округи эту женщину и её собаку больше не видели.

Хам

Москва настолько велика, что в ней всё возможно. Даже такой двор. В центре многомиллионного города заросли клевера и репейника, остатки барбарисовых кустов, бузина и бурное разнотравье. А вокруг только глухие торцы кирпичных домов да многорядная дорога вдалеке. Сюда со всей округи сходятся собаки с болтающимися на поводках владельцами. Здесь можно провести выставку любого уровня, соревнования по любому виду дрессировки.

– Хам, сдохни! – раздается истошный вопль.

Хам послушно падает на землю, перекатывается на спину и замирает. Даже глаза закрыты.

– Ползи, падла!

Хам гибко переворачивается на живот и ползёт, вжимаясь в землю и не отводя ясно-карих влюблённых глаз от опухшего небритого лица своего хозяина.

– Сдохни! – команда и пинок в рёбра переворачивают Хама на спину.

– Ползи! – новый пинок.

И результат достигнут! Хам ползёт животом кверху. Извиваясь, корчась, он продвигается вперёд.

– Во как надо! – удовлетворён хозяин.

Хам и его хозяин всем известны. И чувства к ним испытывают разные. Но к Хаму относятся намного лучше.

Возраст хозяина определить невозможно, его одутловатое лицо всегда неестественно бледное, или столь же неестественно красное, налитое кровью. Одежда неопрятна, а запахи застарелого перегара и грязного тела заставляют всех держаться на дистанции. Речь у него невнятная, обильно пересыпанная руганью. Без Хама его никто не встречал.