Реанимация солнца

Тело, ослабленное блокиратором, не слушалось, поэтому за меня приказ капитана пришлось исполнять полицейским. Один надавил на плечи, другой мертвой хваткой стиснул запястья. Наручники отчим активировал сам – я и не сомневалась, что он не сможет отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Щелчок, щелчок. Металлические обручи крепко оплели тело, не давая пошевелиться. Чужие руки на запястьях и плечах пропали – полицейские отступили, оставляя меня на расправу Ли Эбботу.

Отчим медленно наклонился ко мне. Блеклые водянистые глаза маслено заблестели, ноздри задрожали, выдавая нервное учащенное дыхание. Ли Эббот сгорал от нетерпения и желания как можно скорее приступить к допросу, но растягивал удовольствие, наслаждаясь беспомощностью жертвы.

Шиссов садист!..

О, он всегда любил это – упоение властью, безнаказанность, пьянящее, возбуждающее чувство собственного превосходства. Я хорошо помнила те дни, когда отчим возвращался домой из участка с удачно проведенного допроса, шатаясь, словно после хорошей попойки, и довольно потирая кулаки со стесанными от ударов костяшками. У него был такой же взгляд как сейчас – безумный, шальной взгляд наркомана, предвкушавшего новую дозу. И было уже все равно, что делать и как вести себя. Покорность лишь сильнее заводила его, а сопротивление срывало в неконтролируемую ярость. И исход в обоих случаях был один.

Холодный металл экзоперчатки коснулся кожи. Бронированный палец погладил бьющуюся жилку на шее и замер в ямочке между ключицами. Ли Эббот надавил – не сильно, но ощутимо, – словно давая понять, что в его власти одним движением перекрыть мне кислород или свернуть шею. Я знала, отчим ждал моей реакции – малейшего толчка, любого повода, который развязал бы ему руки, позволив перейти к более решительным методам воздействия. И мне хотелось – шисс, как же мне хотелось! – вывернуться из-под его мерзкой лапы или хотя бы плюнуть в его ненавистные глаза.

Но я сдержалась. Еще не время. Не время.

По холеному породистому лицу скользнула тень недовольства. Руки в экзоперчатках легли на воротник рубашки и с силой дернули в стороны. Раздался треск разрываемой ткани, мелкие пуговки разлетелись по полу.

– Ну-ка, ну-ка, – проговорил Ли Эббот, пожирая меня голодным неприятно-липким взглядом. – Очень даже ничего. Похоже, жучков нет. Хотя лишняя проверка никогда не повредит, не так ли?

Полицейские за спиной с готовностью рассмеялись, поддерживая шутку капитана.

Холодные, затянутые в металл пальцы Ли Эббота скользнули под плотную ткань топа и обхватили грудь, с каждой секундой сжимая все крепче. Меня передернуло от боли и омерзения.

– Не нравится? – едко поинтересовался отчим, усиливая хватку. – В следующий раз будешь послушнее.

«Не дождешься».

Еще один чувствительный щипок, и Ли Эббот отстранился, разжав руки. Я отвернулась, насколько позволяла обмотанная вокруг шеи удерживающая петля, и рвано выдохнула сквозь стиснутые зубы. Грудь ныла, на коже наливались синяки, повторявшие форму пальцев экзоперчатки. Все в точности как десять, одиннадцать, двенадцать лет назад…

Взяв меня за подбородок, отчим развернул мое лицо к себе.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, если по-настоящему хочешь заслужить прощение! – Белесые глаза впились в меня немигающим взглядом. – Рад, что ты одумалась и решила вернуться. Неужели осознала, насколько мерзко жить в грязи, и пришла просить прощения за дурное поведение? Тебе долго придется стараться, – неприятно хохотнул он. – Я не позволю тебе так просто вернуться в мой дом. Давай-ка признавайся, где тебя носило и кто вытащил из тебя ид-чип?

– Не знаю, – пробормотала я. Изображать дезориентированную ничего не соображающую фемму было несложно – чувствовала я себя так, будто меня наполовину переварил шисс. – Мне было плохо. Я ничего не помню.

– Нестрашно. – Ли Эббот потрепал меня по щеке в извращенном подобии ласки. – Укол скоро подействует. Одна капля сыворотки, и ты вспомнишь все – что было, чего не было и что точно должно было быть. Даже если все две недели ты провалялась в отключке, уверен, что-нибудь интересное в твоей дурной головке непременно найдется.

Вот теперь Ли Эбботу удалось по-настоящему задеть меня. Литианская фармакология и раньше вызывала опасения, а уж теперь, после всего, что я узнала за последние недели…

Я в принципе слишком много знала. И если Ли Эбботу это станет известно…

Шисс!

К горлу подступила паника. Изо всех сил я потянулась к своему шейду в отчаянной надежде, что тот пробудится, выжигая опасную заразу, но ощутила лишь слабый, едва слышный отклик. Даже когда я ежемесячно в течение многих лет колола себе блокиратор, вторая сущность слушалась меня лучше.

Пустота внутри пугала. Прежде я не думала об этом, но сейчас неожиданно ощутила себя безумно, невероятно одинокой. Нецельной. Как будто что-то, бывшее неотъемлемой частью меня, вдруг пропало, и я осталась бесконечно уязвимой.

Заметив страх в моих глазах, отчим усмехнулся и крепче стиснул мой подбородок. Белесые глаза сверкнули торжеством.