Ребекка. Пособие для начинающих ведьм

— Среди них были и добряки, и интересные персонажи, но в основном мое окружение занимали злодеи и похотливые грязные гады. Я чувствовала, как многим хотелось коснуться меня, потрогать, возможно даже напасть, но меня это будоражило. Возбуждение разливалось по моему телу. Это не те ощущения, которые я испытывала внизу живота, когда любимый касался меня, ничего общего они с этим не имели. Но это ярчайшее ощущение жизни, азарта, понимаете? Я чувствовала, что живу… Я никому никогда не говорила о своих переживаниях: боялась меня упекут, или любезный папенька пропишет пилюли «для нормальности». Но сейчас я, кажется, вспомнила, почему таким странным, жутким и… небезопасным способом э-э-э получала внимание…

Сестры уселись кучкой и внимательно стали слушать.

— Ещё в далёком детстве я впервые ощутила подобное, когда отец со своей любовницей отправился на свадьбу друзей, а меня оставили у родственников — таких же «злодеев», с кем я и работала до не давнего времени. Мне тогда было лет пять или шесть. В их огромном особняке было много людей, они пили вино, много-много вина, там были дамы для утех… В гостиной было сильно накурено, а двое мужчин — отец и сын (мой двоюродный дедушка и его сын — мой дядя) — которым меня и оставили на попечение, были хмельные до безобразия. Я помню, что неосторожно встала между ними, а они зачем-то стали тягать меня за шею: то один, то другой. Я помню, что замерла… — Ребекка и сейчас замерла и резко утихла, будто вернулась в ту ситуацию и то тело.

— Теле было страшно? — тихо спросила Старая и легонько коснулась ее руки.

— Нет, мне не было страшно… — ожила Ребекка. — Я не вырывалась, как нормальные дети, я не плакала и не закатила истерику, я просто не шевелилась, потому что… я и не испытывала ужаса! До сих пор помню тёплые пальцы на своей шее одного из них…

Ребекку словно обдало жаром, она раскраснелась и опустила глаза.

— Тебе стыдно от этого? — глядя на нее предположила Старая.

— Нет, в том-то и дело, — тихо произнесла Ребекка и подняла глаза. — Самое странное: когда я глядела то на одного, то на другого, пока они делили меня, я чувствовала себя очень… нужной, важной и… ценной. Я видела в их глазах себя, как нечто удивительное и волшебное, как будто даже недосягаемое, и я не пыталась им помешать, я молча сносила неудобства, хотя сейчас понимаю, что это и не было для меня таким уж неудобством… Я чувствовала, что они не навредили бы мне, они были очень… бережны со мной. Они делили меня не с целью наказать, побить или сотворить что-то зверское, но потому что… любили меня. В их доме, в котором постоянно был бардак, я ощущала больше любви, чем в нашем, где все было вылизано, как в больнице и «стерильно»: ни одной пьяной рожи, ни разбросанной вещи, ни скандала, но мертво, лживо и лицемерно. Там — в сраче и вине — по-настоящему, в отцовском особняке до такой степени «стерильно», что он и не заметил грязь: сын его любовницы домогался меня… Я уверена в доме дедушки такого бы не произошло. В той вакханалии я нашла любовь, которой не было в стерильной чистоте дома, где нельзя было показаться какой-то странной или плохой. Дома я была «дефектной»: постоянно нужно было что-то из себя строить, а у дедушки я была собой, и за это меня ценили и… делили, хватаясь за шею…

Ребекка замолчала, а ошарашенные сестры сидели раскрыв рты.

— Сын любовницы… что делал?! Это ведь тот мерзкий учитель истории, который частенько наведывался за лакричными леденцами?! Сыночек твоей мачехи! Не зря к детишкам пошел работать! Он мне всегда не нравился: ведьмовское чутье не затмить. Когда он заходил в лавку весь такой напомаженный и холеный, я чуяла, что рядом с ним кто-то сдох! А это от него, оказывается, гнилью всегда воняло! Придет он в следующий раз, я ему продам леденцов! Только вот, гад, давным-давно не заходит! — Средняя поднялась из-за стола и стала нервно расхаживать по кухне.

Остальных сестёр маленький секрет Ребекки тоже не оставил равнодушными: Старая замерла с открытым ртом, Красивая ошарашено поглядывала то на Среднюю, то на Ребекку.

— А отец!? — спросила внезапно ожившая от шока Старая.

— А что отец?! — пожала плечами Ребекка. — Он был занят больными, а до меня очередь не дошла…

— Это… Дикость!

Красивая сочувственно глядела на Ребекку, но та находилась не здесь: голова все ещё была занята воспоминаниями.

— Полный дом злодеев, разврата, куртизанок, воздух, пропитанный дешёвым табаком, и я — самое чистое и невинное существо в этой вакханалии. Меня делили двое взрослых мужчин! Где бы ещё я получила подобное?! И самое важное: будучи трезвыми они никогда не выражали так любовь ко мне! Я смогла прочувствовать ее только таким образом! Хмельные — они могли мне предоставить такую возможность!

— И эти переживания так запечатлелись в твоей груди, что ты хотела всегда быть в этом? — ни то предположила, ни то спросила Старая.