- Мне ужасно стыдно, Ребекка, что ты была на выпускной церемонии в марлевом платье, но я ничего не могла поделать. Когда-нибудь ты услышишь о причине и узнаешь, что я пыталась сделать для тебя. Боюсь, ты была всеобщим посмешищем.
- Нет, - ответила Ребекка. - Многие говорили, что наши платья были самыми красивыми. Марля выглядела как мягкое кружево. Не тревожьтесь ни о чем. Вот я, совсем взрослая и образованная - третья в классе из двадцати двух учеников, тетя Миранда, - и мне уже предложены хорошие должности. Взгляните на меня! Высокая, сильная, молодая, готовая вступить в жизнь и показать, что сделали для меня вы и тетя Джейн. Если вы хотите, чтобы я оставалась поблизости, я поступлю на место помощника учителя в Эджвуде. Тогда я смогу быть здесь по вечерам и в воскресенье и буду помогать вам. А если вы чувствуете, что поправляетесь, то я поеду в Огасту, так как там на сто долларов больше и к тому же можно учиться дальше.
- Послушай меня, - сказала Миранда дрожащим голосом, - выбирай лучшее место и не думай о моей болезни. Я хотела бы прожить столько, чтобы умереть, зная, что ты выкупила эту закладную. Но думаю, не доживу.
Она замолчала, утомленная, так как уже давно не говорила так много. Ребекка тихонько вышла из комнаты, чтобы поплакать в одиночестве и задуматься: неужели старость должна быть такой мрачной, такой суровой, неужели, даже медленно спускаясь в долину смерти, она остается такой же неуемной и никогда не смягчается?
Дни проходили, и Миранда становилась все сильнее и крепче. Ее воля казалась несгибаемой, и вскоре ее уже можно было подвозить к окну в кресле на колесиках. Ее главным желанием было достичь такого улучшения своего состояния, чтобы доктор мог заходить не чаще чем раз в неделю, и тем самым уменьшить счет, который из-за ежедневных визитов возрастал до такой пугающей суммы, что мысль о ней преследовала Миранду днем и ночью.
Понемногу надежда возвращалась в юное сердце Ребекки. Тетя Джейн накрахмалила для нее воротнички и лиловое муслиновое платье, с тем чтобы, как только доктор объявит, что Миранда на пути к выздоровлению, Ребекка могла отправиться в Брансуик к мисс Максвелл. Все самое прекрасное должно было произойти там, в Брансуике, если только ей удастся приехать туда к августу, - все, чего может пожелать душа и представить воображение, ибо ей предстояло быть единственной гостьей мисс Максвелл и сидеть за столом с университетскими профессорами и другими великими людьми.
Наконец наступил день, когда несколько простеньких платьев были упакованы в старый сундучок, обитый некрашеной кожей, вместе с ее любимым коралловым ожерельем, марлевым выпускным платьем, значком семинарии, кружевной пелериной тети Джейн и совершенно новой шляпой. Шляпа была из белого лыка с венком из дешевых белых розочек и зеленых листиков и стоила от двух до трех долларов - беспрецедентная сумма в жизни Ребекки. Эту шляпу она примеряла каждый вечер перед тем, как лечь спать. Даже в сочетании с ночной рубашкой этот головной убор ослеплял своим великолепием, но если надеть его с марлевым платьем, то - Ребекка ясно это чувствовала - даже достопочтенные профессора обратят на него внимание. И право же, можно не сомневаться, что ни один профессорский взор, которому выпал бы счастливый случай встретить эти сверкающие из-под гирлянды белых розочек черные глаза, никогда не перестал бы устремляться в них со вниманием!
И затем, когда все уже было готово и Эбайджа Флэг стоял у дверей, чтобы нести вниз чемодан, пришла телеграмма от Ханны: “Срочно приезжай, с мамой несчастье”.
Менее чем через час Ребекка отправилась на Солнечный Ручей. Сердце ее замирало от страха при мысли о том, что может ожидать ее в конце путешествия. Смерть матери, во всяком случае, ее там не ждала, но то, с чем пришлось столкнуться, поначалу показалось лишь немногим легче. Когда мать стояла на стоге сена, наблюдая за какими-то работами на скотном дворе, у нее начался один из ее приступов головокружения, она оступилась и упала. Правое колено было сломано, спина повреждена и растянута, но мать была в сознании и непосредственной угрозы ее жизни не было - так написала Ребекка, когда улучила минуту, чтобы сообщить подробности тете Джейн.
- Не знаю, почему это так, - ворчала Миранда, которая в тот день была не в состоянии сесть, - но с детства я не могла слечь в постель без того, чтобы Орилия тоже не заболела. Не знаю, как она могла упасть, хотя это не слишком подходящее место для женщины - стог сена. Но если бы не это, так что-нибудь другое все равно непременно случилось бы. Орилия уродилась неудачницей. Теперь она, вероятно, будет хромой, и Ребекке придется сидеть на ферме и ухаживать за ней, вместо того чтобы зарабатывать хорошие деньги где-нибудь в другом месте.
- Ее первейший долг - долг по отношению к матери, - сказала Джейн. - Я надеюсь, она всегда будет об этом помнить.