- Никто не помнит ничего, что ему следует помнить, в семнадцать лет, - ответила Миранда. - Теперь, когда я опять окрепла, я хочу обсудить с тобой кое-что, Джейн, - то, что у меня на уме и день, и ночь. Мы уже говорили об этом прежде, но теперь нужно решить все окончательно. Хочешь ли ты, когда я умру, взять Орилию с детьми сюда, в кирпичный дом? Их целая куча - Орилия, Дженни и Фанни, но Марка я брать не хочу. Его может взять Ханна. Я не желаю, чтобы большой мальчишка вытаптывал ковры и ломал мебель, хотя я знаю, что, когда буду мертва, не смогу помешать тебе, если ты решишь иначе.
- Я не хотела бы идти против твоей воли, Миранда, особенно в том, что касается расходования твоих денег, - сказала Джейн.
- Не говори Ребекке, что я завещала ей кирпичный дом. Она не получит его, пока я жива, а я не хочу спешить со смертью и не желаю, чтобы меня торопили те, кто собирается извлечь из этого выгоду. И чтобы меня благодарили, тоже не хочу. Я думаю, она будет пользоваться парадной лестницей так же часто, как и задней, и, вероятно, будет держать воду в кухне, но, может быть, когда я уже несколько лет буду мертвой, мне станет все равно. Она так высоко тебя ценит, что, я думаю, захочет, чтобы ты жила здесь всю жизнь, но на всякий случай я упомянула об этом в завещании. Я не желаю, чтобы какой-нибудь шалопай, за которого Ребекка выскочит замуж, выкинул тебя за дверь.
Наступила долгая пауза. Джейн молча вязала, время от времени бросая взгляд на худую фигуру, неподвижно лежащую на подушках, и вытирая слезы. Вдруг Миранда сказала медленно и невнятно:
- Пожалуй, можешь взять и Марка. Я думаю, бывают и ручные мальчики, так же как и дикие. Нет ни капли смысла в том, чтобы заводить так много детей, но это ужасный риск - раскалывать семьи и отдавать ребятишек на воспитание куда-то на сторону. Никогда из них ничего хорошего не выйдет, а все будут помнить, что их мать была Сойер. Ну а теперь, если ты занавесишь окно, я попытаюсь уснуть.
Глава 29
Мать и дочь
Прошло два месяца - два месяца непрерывной утомительной работы: приготовление еды, стирка, глажение, починка одежды, заботы о трех детях; впрочем, Дженни, проворная, старательная, сообразительная, быстро становилась домовитой маленькой хозяюшкой. Было в эти месяцы немало утомительных бессонных ночей у постели Орилии и дней, когда больную нужно было перевязывать, растирать, мыть, подавать в постель еду и читать вслух. Постепенно необходимость в непрерывном уходе за больной отпала, и все вздохнули свободнее, так как стоны матери больше не доносились из душной спальни, где весь жаркий и влажный август, когда каждый вдох был для нее мучением, лежала Орилия. О том, что она сможет ходить, не могло быть и речи еще много месяцев, но казалось счастьем уже и то, что шторы подняли, постель передвинули к окну и мать с подушками за спиной сидит, наблюдает, как идет работа в доме и во дворе, улыбается и может забыть о тех изнуряющих днях, которые завершились нынешним относительным покоем и облегчением страданий.